Антик, никогда в жизни не бывший в строю, отдал честь с хмурой щеголеватостью старого унтер-офицера.
— Слушаю, будет исполнено!
Они быстро дошли до пекарни. Пожилой пекарь с обвисшими усами вышел навстречу из двери, откуда пахнуло запахом горячего хлеба.
— Берите, сколько хотите, — равнодушно сказал он, когда Антик объяснил, зачем они пришли, и сам стал помогать снимать хлебы с полок.
— Нам бы какие-нибудь мешки! — сказал один из комсомольцев, осматриваясь. — А то мы так много не донесем.
И пекарь опять с какой-то безучастной готовностью показал на груду мешков от муки, сложенных в углу:
— Вот там, берите все, что вам надо…
И то, что этот человек с такой готовностью все отдавал, как будто рад был ото всего избавиться, и то, что Матас ее не узнал, показалось Аляне чем-то гораздо более зловещим, чем вчерашние взрывы и сгоревшая мельница.
Они наложили сколько могли поднять хлебов в белые от мучной пыли мешки, взвалили на плечи и по тропинке, прямиком через поле, пошли к железнодорожной станции.
Поезда подходили и останавливались на несколько минут в лесу, невдалеке от станции, — открытые платформы и классные вагоны вперемежку с товарными. Стенки некоторых вагонов были обуглены и доски расщеплены косыми пулеметными очередями с воздуха.
Комсомольцы торопливо подносили хлеб, перебегая от одного вагона к другому. Женщины с осунувшимися, серыми лицами подходили к дверям, брали протянутый им хлеб и, отламывая небольшие куски, раздавали притихшим, ко всему безучастным детям…
В середине дня пришел начальник станции и сообщил, что больше поездов не будет.
Аляна прибежала домой, задыхаясь от волнения и страха опоздать. Ей казалось, что теперь-то уж Степан наверняка ждет ее. И хотя Степана по-прежнему не было, она не могла сидеть без дела, схватилась собирать в дорогу вещи, его и свои. Когда два небольших мешочка с самым необходимым были собраны, она поставила их у двери и снова стала ждать, считая минуты…
Глава двадцать седьмая
Жизнь уходила из города.
Оборвалась телеграфная связь, только узкая лента шоссе еще связывала город со страной, потому что у границы продолжала драться, окруженная с трех сторон, истекающая кровью полевая дивизия, поддерживавшая пограничный отряд.
Толпы людей уходили на восток. Пешком, на велосипедах, на телегах… Ушел последний грузовик с ранеными.
Начинало смеркаться, когда единственная оставшаяся в городе пожарная машина, нагруженная людьми и вещами, остановилась около исполкома.
Начальник пожарной команды Генрикас пробежал через двор, поднялся на крыльцо и, быстрыми шагами пройдя по коридору, толкнул плечом дверь.
Матас и Дорогин одновременно обернулись на стук двери.
— Ты что же дурака валяешь? — с ожесточением крикнул Генрикас. — Что ты тут делаешь?
— Вот, докуриваем… — стряхивая пепел с сигареты, сказал Матас. Они с Дорогиным действительно собирались, докурив, проститься.
— Ты передо мной не красуйся! — нетерпеливо топнув ногой, выкрикнул Генрикас. — Докуривает он!.. Иди садись в мою машину, место есть, только без вещей… — Он бегло взглянул на Дорогина и добавил: — Вас я тоже посажу. Давайте побыстрей. Мы за ночь триста километров сделаем.
— Без вещей, значит?.. — миролюбиво переспросил Матас. — Нет уж, ты поезжай сам, не задерживайся.
— Тебе легко шуточки пошучивать, а у меня семья, дети и жена!
— Ну правильно, конечно, мне легче… У меня все в порядке. Увози скорей ребят, нас не надо уговаривать.
— Вот оно что?! — сказал Генрикас, кусая губы. — Ну и глупо и нелепо. Ты оставаться задумал?
— Не ори хоть тут. Окно открыто, — сердито сказал Матас.
— Плевал я на твое окно… Ведь это глупо, глупо… тебя все кругом знают. Тебя же провалит первый встречный прохвост… Или ты приказ получил?
— Иди, иди отсюда, не задерживай машину, до свиданья, ну, прощай! — Матас, решительно шагнув к Генрикасу, протянул ему руку. — Никаких приказов никто не получал. У меня все в порядке, спасибо, что заехал, а теперь поезжай.
— Так! — еле сдерживаясь, сказал Генрикас. — У меня там в машине двенадцать человек. И дети.
И вот я сажусь и жду тебя и не сдвинусь без тебя с места, потому что ты идиот! Понял?
Он скрестил руки на груди и сел.
Матас пожал плечами, вздохнул и тихо сказал:
— Ну хорошо, я получил приказ…
— Ты врешь! — с ожесточением перебил Генрикас.
— Нет, — еще тише повторил Матас.