Правая рука Матаса в этот момент освободилась, а розовый, широкий подбородок шпика с ямочкой посредине был прямо у него перед глазами. «Может, это и лишнее, — мелькнуло в голове Матаса, — да уж пусть…» — И, еще продолжая думать, он вложил всю силу и скорость, на какую был способен, в удар — немного снизу, под подбородок. Голова шпика мотнулась и исчезла где-то в свалке. А Матас гаркнул диким голосом:
— Ге-ге-гей!.. Хайль Гитлер!.. — и, обхватив какого-то спекулянта, рухнул вместе с ним на пол, цепко держа его над собою, как прикрытие.
Глава восьмая
За громоздким письменным столом сидел желтолицый лейтенант войск СС. Перед его глазами посреди комнаты стояла табуретка, против которой на высоком штативе была установлена сейчас не включенная сильная лампа с рефлектором.
Было утро, и за широкими окнами виднелись деревья сада, покрытые снегом.
Над головой лейтенанта пестрел бордюр из ярко раскрашенных фигурок: заяц с собачкой играл в мяч, а чуть подальше два ежа держали обруч, в который прыгал поросенок. Потом снова заяц с собачкой, и опять поросенок с ежами, и так вокруг всей комнаты, бывшей некогда гостиной в доме старой барышни, а позднее залой для игр в детском саду.
Лейтенант чиркнул спичку и закурил, но, сделав две затяжки, сморщился и с отвращением ткнул сигарету в пепельницу. Во рту и без того было сухо и горько. Он завтракал второпях, а побриться и вовсе не успел. Озабоченно пощупав колючую щетину под подбородком, он поднял глаза на человека, которого допрашивал полицейский унтер-офицер.
Белобрысый деревенский парень с бесцветными поросячьими ресницами. Простолюдин. На щеке свежие ссадины. Голову держит набок, видно, болит шея, и от этого вид у него еще более жалкий и растерянный.
Допрос ведет полицейский унтер-офицер из литовцев, и лейтенант не понимает ни единого слова, кроме имени и фамилии парня. Странное имя: Ляонас.
— Ну, что? — скучающим голосом спросил лейтенант.
Унтер повернулся к нему, опустив руки по швам, и еле заметно пожал плечами.
— Ладно, — сказал лейтенант. — Попробуем еще раз.
Он нажал кнопку, и было слышно, как где-то близко за дверью зазвонил звонок. На пороге появился автоматчик, выслушал приказание и снова скрылся.
Из дверей, ведущих во внутренние комнаты, выглянул пожилой, очень благообразный солдат без фуражки.
— Что там у вас, Хейнц? — спросил лейтенант.
— Осмелюсь доложить, парикмахер явился, господин лейтенант.
Лейтенант машинально коснулся своей колючей щеки, подумал и сказал:
— Ладно, пусть подождет… — и, повернувшись к унтеру, махнул рукой, точно отгоняя муху. — А этого пока уберите.
Унтер подтолкнул Ляонаса к двери и передал в руки автоматчиков. Потом вернулся к столу и остановился в выжидательной позе.
Лейтенант несколько минут молча перелистывал лежащие перед ним странички донесений и протоколов.
— Роскошная работа! — наконец констатировал он с мрачным удовлетворением. — Просто никогда не видел ничего лучшего, — он перевернул еще страничку. — Приволокли ко мне сюда весь трактир, всю сапожную мастерскую, и теперь я должен разбираться, кто там святой, а кто советский агент. Абсолютные кретины!
Унтер сочувственно вздохнул и переступил с ноги на ногу.
— Ну что это, что? — Лейтенант приподнял двумя пальцами за уголок один из листков. — Что здесь можно понять? Этот мужик сунулся в переулок, где была наша засада в сапожной мастерской. Он, по-видимому, даже заглянул в окно, где сидел этот психопат-сапожник, который сам на себя донес. Потом отправился на почту и послал открытку в Зюдерзее, по-туземному Зарасай… В налоговых списках Зюдерзее он действительно значится. Отлично. Затем он, как и положено мужику, нализался в трактире и ввязался в драку с этими спекулянтами сахарином… Вот и все. Полная картина, без единой неясности. Теперь мы можем его повесить, отправить в лагерь или отпустить на все четыре стороны. Для всего этого имеются совершенно одинаковые основания. То есть ровно никаких.
За дверью послышался какой-то неясный шум и топот медленно переступающих ног. В комнату боком пролез солдат в форме СС, поддерживая под руку человека, старательно передвигавшего непослушные ноги. С другого бока его поддерживал молодой белокурый полицейский шпик спортивного вида, с большим пластырным крестом на розовом подбородке.
Лейтенант молча наблюдал, пока эти двое проволокли Матаса через всю комнату и усадили на табурет. Когда его отпустили, он качнулся и чуть не упал, но с видимым усилием удержался.