Когда на другое утро, прежде чем идти к Аляне, Магдяле заглянула в ремонтную мастерскую Жукаускаса, она застала старого мастера в полном смятении.
Без толку перекладывая с места на место дрожащими руками инструменты, он рассказал, что Аляна, едва дождавшись утра, собрала в мешочек какие-то вещи, надела полушубок и, еле попрощавшись с родителями и поцеловав маленького Степу, ушла пешком из города по шоссе.
— Боже мой! — воскликнула Магдяле. — Я так и знала! Я так ее уговаривала хоть подождать… И как же вы будете теперь с ребеночком?
Старый мастер поднял на нее усталые, красные глаза и неожиданно улыбнулся смущенной улыбкой.
— Маленький — это ничего… Он у нас толковый паренек. Из тряпочки сосет. И закусывает с ложечки, что ни дашь… Мы с ним ладим… Что другое, а это дело у нас обойдется…
Глава десятая
В своем старом крестьянском кожушке, по-деревенски подвязанная шерстяным платком, Аляна второй день шла по бесконечному, уходящему в белую мглу шоссе, увязая по колени в глубоком снегу каждый раз, когда приходилось поспешно сторониться тяжелых немецких грузовиков, с ревом обгонявших ее или мчавшихся навстречу.
У шлагбаума на перекрестке ее остановили солдаты и потребовали документы. Она объяснила им, что идет на хутор к деду. Один из солдат, отогревая правой рукой замерзшее ухо, левой взял у нее удостоверение и вернул обратно, почти не поглядев. Другой пощупал ее торбочку и поскорее спрятал руки обратно в карманы. Аляна не успела еще сообразить, чем кончилось дело, как они бросили ее и ушли в сторожку.
Хотя все обошлось благополучно, Аляна испугалась, что на следующей заставе ее могут задержать, вернуть обратно, и вскоре свернула с главного шоссе на проселочную дорогу.
До самого вечера она шла не останавливаясь, ни о чем не думая, ни о прошлом, ни о будущем. У нее была только одна мысль — она идет к Степану, с каждым шагом приближается к нему. А что будет дальше, она не могла, не умела себе представить. Только шла и шла, не слыша ничего, кроме однообразного скрипа снега у себя под ногами.
Иногда в стороне от дороги, где-то впереди, возникала среди снежных холмов приземистая крыша хутора. После долгой ходьбы крыша приближалась, как будто делалась повыше, потом начинала уходить назад, точно погружаясь в снежные холмы, и исчезала.
На пустынном перекрестке одиноко маячил старый, растрескавшийся и насквозь промерзший столб с заиндевелым распятием, прикрытым сверху навесом из двух дощечек. Стужа, безлюдье, тишина, и она одна идет, уже плохо соображая, куда и зачем.
Временами ей начинало казаться, что она и вправду, как в детстве, идет на хутор к деду, что она так и осталась маленькой батрачкой, которой только однажды приснился странный сон про теплые морские волны и нежный горячий песок, про чье-то лицо и губы, целовавшие вот эти самые ее руки, стиснутые сейчас от мороза в кулаки, нестерпимо ноющие от боли…
Поднявшись на пригорок, Аляна увидела невдалеке крепкие, приземистые постройки богатого хутора, к которому вела от проезжей дороги обсаженная деревьями аллея.
Она подумала, что добраться до следующего жилья у нее, пожалуй, не хватит сил, и, дойдя до перекрестка, свернула в аллею.
Не обращая внимания на выскочивших с лаем ей навстречу собак, она подошла к дому и остановилась в ожидании. Она до того устала от холода и ходьбы и у нее так болели ноги, что она сразу же тяжело привалилась плечом к резному столбику крыльца.
Растрепанная женщина с недовольным лицом, запахиваясь в теплый платок, выглянула из полуоткрытой двери и спросила, что ей нужно.
Аляна опять сказала, что идет на хутор к родным, и попросилась обогреться и переночевать.
— Тут не постоялый двор. Пусть на постоялый двор ходят! — произнес мужской голос за спиной у женщины.
— Просто не знаю, — сварливо сказала женщина, — не знаю, что сказать. Не такое время, чтоб пускать чужих. Не велят они никого пускать, пруссаки.
— Нечего и знать, — сказал мужчина, выглядывая из двери, — сказано, не постоялый двор.
Женщина стояла и хмурилась.
— Слышишь, что говорит хозяин? — хмуро спросила женщина.
— Слышу, — тихо проговорила Аляна, медленно подняла голову и неуверенно попросила — Может быть, хоть погреться пустите, а?
— Вот-вот! — точно обрадовавшись, закричал хозяин. — Ихнего брата только на порог пусти… Вот-вот!.. А может быть, она сбежала откуда-нибудь, потом отвечай перед этими чертовыми пруссаками.
— Слыхала, что хозяин говорит? — опять строго повторила женщина.