Фельдшер все еще не получал приказа об отпуске. Свинью он, правда, осмотрел, ощупал, и она ему понравилась. Он даже договорился с мясником о том, как ее коптить. Но отпуска все не было, а без этого он, видимо, не решался идти на рискованное дело.
Выйдя как-то в сумерки за водой, Аляна увидела, что задняя калитка приоткрыта и, придерживая ее рукой, во дворе в нерешительности стоит какой-то незнакомый человек в длинной куртке.
Не отрывая руки от калитки, человек спросил хозяйку, и Аляна показала ему на кухонную дверь.
— А вас не Аляна зовут? — спросил пришедший, не трогаясь с места. — Да? Так вы лучше тихонько вызовите тетю Марию сюда.
Он беззвучно прикрыл калитку и скользнул в тень, избегая яркого лунного света.
От предчувствия чего-то важного и необыкновенного у Аляны забилось сердце. Выронив ведра на снег около насоса, она опрометью бросилась обратно в кухню.
Мадам Мария, кинув на Аляну беглый взгляд, нарочито лениво пропела:
— Ах, боже мой, это, наверное, опять от мясника! — и, накинув теплый платок, неторопливо вышла во двор.
Решительной походкой она направилась прямо к темному углу, где стоял человек, и Аляна с крыльца услышала, как хозяйка сказала вполголоса:
— Иезус Мария! Ну вот, теперь вас, наверное, уже сожгли? — И затем заговорила совсем тихо.
Аляна хотела уже было уйти обратно, но мадам позвала ее.
— Так я и знала, — сказала она, вздыхая. — Вот видишь, они все-таки сожгли их! — Аляна сразу поняла, что речь идет о семье огородника. — И ты, Юргис, сам видел, как горел дом?
— Видел, — подтвердил парень, — только подойти мне было никак нельзя. Их там стояло человек двадцать — смотрели, как горит. Вещи взять — и то не позволили.
— Такой ужас, подумать только! Да еще видеть все это своими глазами! — Брови мадам Марии страдальчески надломились, и с неподвижным лицом она покачала головой.
— То, что видишь своими глазами, лучше запоминается, — тихо сказал парень.
— Глупости ты говоришь, Юргис! Сам не понимаешь, как это ужасно, просто сердце разрывается!.. Но у меня совершенно нет времени с тобой разговаривать. Аляна принесет тебе поесть. Лошадь-то достал?
— Лошадь есть.
Аляна знала, что какой-то человек взялся достать лошадь, если понадобится. Так, значит, этот человек и есть старший сын огородника?
В трактир входить он не захотел, пришлось принести ему поесть в сарай, где была сложена старая мебель и всякий хлам.
Мерзлые доски пола потрескивали под ногами. Луна через накрест заколоченное окошечко ярко освещала низенький столик, на который Аляна поставила тарелку.
Длинными обветренными и закопченными пальцами Юргис осторожно брал кусочки мяса, бережно накладывал их на хлеб и, опустив голову, тщательно, не торопясь, жевал, как человек, не желающий показывать, как сильно он проголодался.
— Это вы, значит, побили того немецкого солдата, который безобразничал на рынке? — дружелюбно спросила Аляна.
Продолжая жевать, Юргис пожал плечами.
— Дурак!.. Такая глупость!..
— Вы что, раскаиваетесь?
— Ну да, я же говорю — глупость!.. Убивать их надо, а не на кулачки!.. Кипрасу, моему братишке младшему, повезло. Ушел с Красной Армией. Их бомбили, окружали, кажется, уж так тяжело было, что хуже и некуда. А все-таки это не то, что лежать на брюхе в канаве и кусать себе пальцы, любуясь тем, как твою мать гонят из дому, прежде чем облить его бензином!
Юргис встал, отодвинул тарелку и, не глядя на Аляну, молча начал застегивать куртку.
— Спасибо за угощение… Значит, когда будут какие-нибудь новости, тетя Мария мне сообщит. А лошадь я достану, вы не сомневайтесь.
Минуту он постоял, прислушиваясь, потом, приоткрыв дверь, выскользнул во двор и, держась около стены, скрылся за углом сарая…
Несколько дней после этого не было никаких новостей. Хельмут ходил хмурый и неразговорчивый, недоверчиво косился на своих выпивающих за соседними столиками братьев по крови и даже не пытался заговорить с мадам.
Но однажды разговор все-таки состоялся, хотя и мало утешительный. Фельдшер раскапризничался, стал требовать нелепых прибавок, ссылаясь на то, что придется «подкинуть» солдатам похоронной команды, потом захотел еще раз осмотреть копченое свиное мясо, большими кусками висевшее в кладовой на железных крюках.
Хельмут пересчитал их и даже попытался было приложить один к другому, чтобы вновь получилась целая свинья. Он попробовал по ломтику от разных кусков, недовольно поморщился, найдя, что получилось солоновато, и ушел, ничего определенного не сказав.