Учеба не давалась совсем. Он пытался, честно пытался ходить на пары, готовиться к занятиям, но прочитанные параграфы не отпечатывались в памяти, их как будто сжирала та пустота, что ширилась и росла внутри. До экзаменов оставалось недели две, когда он понял: все.
В деканате смотрели с сочувствием, выписывая справку об академическом отпуске. Он всегда слишком хорошо учился, чтобы ему не пошли навстречу.
— Ждем вас в следующем году, господин Маннингейм.
Берт равнодушно кивнул — ждите.
Дома отец встретил молчанием, что было странно. Альфред фон Маннингейм не отличался сдержанностью характера. Берт тенью бродил по дому, натыкаясь на мебель и отвечая невпопад, если отец все-таки обращался к нему.
— Ты болен, сын?
Берт удивился вопросу. Болен? Нет, совсем нет. Болен — это когда что-то болит. Болезнь можно вылечить, а что делать с пустотой внутри?
— Ты влюбился? — отец сидел на краю постели и не собирался прекращать пытки.
— Влюбился? — бесцветно переспросил Берт. — Любовь — это все-таки чувство, как и страсть, да хоть бы и похоть, а я просто оболочка для космической пустоты. Во мне ничего нет.
Отец выругался себе под нос и попытался утешить:
— Любовь иногда бывает и такая, со временем боль утихнет…
— Я был бы рад даже боли, — тихо сказал Берт и подтянул колени к груди. — Понимаешь?
— Тебе нужно отвлечься!
Берт поморщился от громкого голоса и закрыл глаза, но, наверное, отец все же прав. Нужно как-то выкарабкиваться.
— Тут приглашение пришло, — за завтраком Альфред Маннингейм крутил в руках плотный конверт. — На бал. Съездишь, немного в себя придешь.
— Даже так? — Берт удивился. — А как же принципы?
— Какие к дьяволу принципы, — махнул рукой отец, — прадед твой несдержан был на язык, поругался с тогдашним герцогом.
— Надо же, — Берт доел тост и пригубил кофе, — а сейчас…
— Сейчас другой герцог, да и забылась та история. Съезди, расскажешь хоть от чего я в свое время отказался, семейная гордость взыграла. Решил, что в подачках не нуждаюсь.
— И я не поеду, — Берт вздохнул. — На смокинг денег нет. И на билет до герцогского замка тоже.
— Дедов наденешь, должен подойти. Эта не та одежда, которая подвержена моде. А на билет… Ты приглашение читал? Сказано, что пришлют экипаж.
— Экипаж? — Берт вытер губы салфеткой. — Семьсот миль — и экипаж?
— Не твоя это проблема. Твоя — выйти к воротам в означенное время.
Ехать никуда не хотелось, но расстраивать отца хотелось еще меньше. В кои-то веки их общение приобрело хоть какую-то теплоту и стало похоже на нормальные семейные отношения. Пусть и слабая, но это была альтернатива той пустоте, которая жила внутри.
В качестве экипажа прислали авиетку последней модели. Пилот помог усесться внутрь, закрыл дверцу и вернулся на свое место, отделенное от салона толстым пластиком.
— Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку вызова, — на всякий случай напомнил он.
Берт кивнул и с тоской посмотрел на обветшалую кладку родного дома: напрасно он оставляет отца одного на Рождество. Пережиток не пережиток, но это семейный праздник и проводить его в пустом доме не дело. Он хотел было извиниться и выйти, но авиетка уже взмыла в воздух и стремительно понеслась к линии горизонта. Берт протянул руку к кнопке и замер: как объяснить желание вернуться? Настоящая причина прозвучит глупо, придумывать на ходу что-то убедительное сложно. К тому же… К тому же он вряд ли поехал домой, если бы продолжал учиться — слишком дорого. И отец так или иначе провел праздники один. А может быть все не так плохо, может быть, его пригласила соседка, и этот проклятый бал — всего лишь средство провести пару дней с дамой сердца? Мысль и развеселила, и успокоила. Немного, самую малость, но на душе полегчало.
За бортом портилась погода, снежная крошка то и дело стучала в окна, видимость упала почти до нуля. Через стекло было видно, как ярче загорелась подсветка у приборов, зажегся экран пространственного сканера — машинку снабдили всеми мыслимыми средствами навигации и безопасности. Пилот вел себя спокойно, и Берт тоже расслабился. Лететь оставалось около трех часов, делать пассажиру абсолютно нечего и Берт, откинувшись в удобном кресле, задремал.
— Прибыли, — голос пилота прозвучал неожиданно, и лицо обдало холодным воздухом.
Берт поежился, выбираться из теплого нутра авиетки совсем не хотелось, но замершая в почтительной позе фигура возле открытой двери намекала, что стоит поторопиться.
— Я провожу, — пилот вытянул руку в сторону громады замка-крепости. Более точно определить, что за сооружение скрывается в полутьме, оказалось сложно, несмотря на яркие огни; они скорее мешали, выпячивая незначительные детали и украшения.
По широкой лестнице они поднимались вдвоем. Берт оглядывался в поисках других гостей, но их не было видно.
— Прошу, — пилот распахнул украшенную странным гербом дверь, и они ступили в холл, центральное место которого занимала огромная винтовая лестница.