Утро наступило непозволительно рано. Нудный писк будильника раздражал не хуже комара, и не выспавшийся Берт добавил на досып еще полчаса. Если поторопиться, то вполне можно успеть, если пожертвовать завтраком и выпить кофе после первой пары. Эзра, беспокойно метавшийся всю ночь, сейчас лежал, вытянувшись в струну, и едва слышно постанывал.
— Что с тобой? — Берт сел и дотронулся до покрытого испариной лба. — Простудился? Надо вызвать врача.
— Нет, — глаза Эзры в свете ночника выглядели совершенно больными. — Не надо врача. Это… — он замолчал, полежал с закрытыми глазами, как будто пережидая приступ боли, — пройдет.
— Что значит пройдет?! — возмутился Берт и стал одеваться. — Где у тебя карточка медстрахования?
Эзра упрямо мотнул головой:
— Пройдет, говорю. Я знаю, что это.
— Я могу зайти в деканат и взять там твой социальный номер. Или потребовать, чтобы они сами вызвали медиков.
— Что ж ты такой зануда, — выдохнул Эзра и повернулся на бок. — Мне просто нужно отлежаться.
— Не знаю, выглядишь ты…
— Я плохо спал, и с твоего позволения сегодня на занятия не пойду. Пропущу день.
— Если я уйду, а тебе вдруг станет хуже? — Берт взволновался не на шутку и принимать невнятные объяснения не желал.
— Вызову неотложную помощь.
— Как? У тебя есть хотя бы коммуникатор?
— Зануда, — повторил Эзра и слабо улыбнулся. — Я его в лужу в первый день, как приехал, уронил, стекло треснуло и вода попала внутрь. Пришлось выбросить.
— Я тебе свой оставлю, — Берт принял решение и немного успокоился. — Или могу тоже прогулять. Побыть с тобой.
— Я спать буду, не надо.
— А завтрак? Что принести?
— Я пока воздержусь от еды. Не волнуйся, — Эзра облизал губы, не открывая глаз.
— Воду я здесь поставлю, — Берт пододвинул к кровати стул. — И планшет.
— Хорошо, — устало произнес Эзра.
Берт, немного потоптавшись рядом, все же ушел. Нехотя. Сомневаясь в правильности решения, но ушел, уговаривая себя, что будет только мешать. С трудом отсидев две пары, он забежал в кафе, чтобы взять какой-нибудь еды на вынос. Долго выбирал из скромного меню, что полегче и годится для ослабленного болезнью организма. Внутри зрело убеждение, что пироги, пиццы и прочее, чем они питались последние дни, противопоказаны Эзре. Вспомнилась его худоба, наверняка вызванная какими-то хроническими болячками, которые кто-то не пожелал озвучивать. Безответственный, совершенно безответственный человек! Берт очень быстрым шагом шел к общежитию. Оставалось повернуть за угол и… Сердце ухнуло куда-то вниз — у подъезда стояла ярко-красная со светящимися опознавательными знаками авиетка неотложной помощи.
Берт подбежал к двери за секунду до того, как она распахнулась и оттуда на носилках вынесли Эзру. Бледного до синевы, с закушенной почти до крови нижней губой.
— Эзра!
— Все будет хорошо, — неубедительно прошептал тот с вымученной улыбкой.
Сердце Берта готово было выскочить из груди, на языке вертелись десятки вопросов и упреков. Единственное, что несколько утешало — упрямый дурак все-таки вызвал помощь, и есть надежда что все обойдется. Но если вызвал, значит, дела совсем плохи?
— Все будет хорошо, — уже тверже произнес Эзра, пока двое медиков с форменных комбинезонах откидывали борт и готовились поднять носилки на борт. — Я обещаю.
— В какой центр его везут? Я приеду, — Берт повернулся к одному из врачей, тот покачал головой, видимо, вопрос еще решался страховой компанией.
— Позвони мне! — потребовал он у Эзры, который смотрел на него уже из авиетки.
— Мы увидимся. Обязательно.
— Отойдите, не мешайте взлету!
Берт посторонился. Авиетка почти бесшумно взмыла в воздух, оставляя после себя крутящуюся в воздухе пыль и мелкий мусор. Эзра обязательно вернется, все будет хорошо… Но как убедить себя в этом, Берт не знал.
Часть 6
Комната казалась не просто пустой, а скорее даже нежилой. Разворошенная постель со сбитой простыней, одеяло, наполовину свисающее со спинки, разлитая вода и осколки стакана на полу… Берт потерянно смотрел вокруг и думал, что надо бы прибраться, но перед глазами почему-то все расплывалось. Он собрал осколки, вытер пол и сел на край кровати, закрыв лицо руками, примерно так он чувствовал себя после смерти деда.
Когда стало совсем темно, Берт лег, не раздеваясь, уткнулся носом в подушку, еще хранившую едва заметный аромат, присущий только Эзре, и забылся беспокойным сном. Ночь казалась бесконечной. Обнимая подушку, прижимая к себе одеяло, он все равно чувствовал, что один. Это одиночество давило, корежило и пускало корни, заполняя собой все. Берт ощущал его даже во сне, крутился в поисках тепла и просыпался со стоном, не находя. Утро он встретил у окна.
Попытки узнать, в какую больницу отвезли Эзру, провалились. Он исчез, как туман под лучами солнца. Берт пытал деканат, но домашнего адреса мистера Томпкинса у них не было, в личном деле не оказалось даже названия университета, из которого тот перевелся. Указанный номер телефона не отвечал. Минутная радость сменилась привычной меланхолией. Надежда на то, что Эзра вернется если не учиться, то хотя бы за вещами таяла с каждым прошедшим днем. Да и сколько их было, тех вещей? Смена белья, просроченная кредитка, коробочка с леденцами и несколько купюр в кармашке рюкзака…