Называем себя комсомольцами, а товарищей бросили. Какой будет толк, если половина группы сдаст экзамен на отлично, а другие сядут в калошу. Слава будет нам?
Позор будет нам, — подтвердил Абрам.
Я сам об этом все время думаю, — Никита закрыл конспекты и встал. — Нам надо разделиться и идти помогать тем, кто нуждается в помощи. А такие есть…
Пойдем в народ! — засмеялся Яша и посмотрел на Абрама: — Правильно я говорю, Абрам?
Конечно, если бы Абрам сказал, что Яша говорит неправильно, Яша немедленно с ним согласился бы. Авторитет брата был для Яши непоколебим. Яша считал брата самым умным человеком на свете, с которым нигде и никогда не пропадешь. С детства меньший брат привык, что все сложные вопросы должен решать Абрам, и никогда не сомневался, что любой вопрос будет решен правильно. С какими бы трудностями ни встречался Яша, он никогда не пасовал перед ними, но… только чтобы Абрам был рядом. По этому поводу Вася Нечмирев сочинил такой анекдот.
Сидит однажды Яша Райтман в кабинете аэронавигации, — рассказывал он, поглядывая на Яшу, — как вдруг слышит грохот, миллион чертей, шум, крики, в общем — светопреставление. «Что бы это могло быть?» — подумал Яша. В это время в кабинет влетает Никита Безденежный и орет благим матом: «Яша, землетрясение!» И что вы думаете? Яша оглянулся и, увидев брата, спокойно ответил: «Абрам здесь? Здесь. Значит, все в порядке».
В классах, в кабинетах, у экспонатов моторов и самолетов, под каждым деревцом, под каждым кустиком в этот месяц можно было увидеть небольшую группку курсантов, готовящихся к экзаменам. И только стадион и танцплощадки опустели, словно это был не май с белыми цветами яблонь и теплыми ветерками, а ноябрь с дождями и слякотью. Почти никто не ходил в кино, в парке не было видно гуляющих, и уж, конечно, никто не просил увольнительных в город.
Только один Никита Безденежный каждую субботу приходил к старшине эскадрильи и говорил:
Разрешите съездить в город, товарищ старшина. Очень важное дело…
Старшина эскадрильи не спрашивал, какое у него дело в областном городе. Он знал, что Никита ездит проведывать Анну Буранову.
В тот день, когда Анна открыла глаза и почувствовала, что все ее тело спеленуто бинтами, ей показалось, будто время остановилось. Она не знала, какую битву вели врачи за ее жизнь, не подозревала, что кровь Никиты, которую он дал на второй день после катастрофы, смешалась с ее кровью.
За время, прошедшее с того рокового дня, никто не услышал от нее ни одного слова. Анна лежала на спине и бездумно смотрела на матовый плафон, висевший над ее головой. В ее потухших глазах не было ни страданий ни радости. Думала ли она о чем-нибудь? Вспоминала ли что-нибудь?..
Впервые она встала с кровати в тот день, когда за окном падали белые звездочки снега. Ее подвели к окну, усадили в кресло и оставили одну. Врач стоял за ширмой и внимательно наблюдал за девушкой. Он увидел, как ее лицо вдруг оживилось, она подняла руку и невнятно что-то проговорила. Врач подался всем телом вперед, но остался за своим укрытием. На его лице появилась улыбка.
«Это уже победа!» — подумал он.
Они падают, падают! — неожиданно вскрикнула Анна.
Снежинки? — продолжая улыбаться, врач подошел к ней, но Анна, казалось, его не увидела.
Падают и не раскрываются! — И рассмеялась.
Улыбка на лице врача внезапно погасла: так она рассмеялась.
Я думала, это парашюты, — проговорила она разочарованно. — А это белые тюльпаны. Откуда они?
Врач стоял молча, опустив голову.
Стучат? — она посмотрела на него и протянула к нему руку. — Вы слышите? Это, наверно, Саша Карева. Скажите, чтобы она больше не приходила. Мне это надоело. Ужасно надоело.
Анна провела рукой по лбу, на котором выступили маленькие капельки пота, и опять умолкла. Надолго. Казалось, навсегда. Дни проходили за днями, уже вьюжил февраль, сек оконные стекла косыми струями ледяной крупы, а она молчала. Для нее словно не существовало ничего окружающего. Все, что было вне ее внутреннего мира, не касалось ее сознания. Да и был ли у нее внутренний мир? Вечно потухший взгляд, безвольные, чисто механические движения, ни проблеска мысли!
В марте вызвали из столицы профессора-психиатра. Ознакомившись с многочисленными листами истории болезни, профессор вошел в палату. Анна сидела у окна и безразлично смотрела на молоденький клен. Легкий стук двери на минуту привлек ее внимание, и она оглянулась.