Лейтенант Линке!!
Вилли вздрогнул, очнувшись от своих мыслей:
Да, капитан!
Вы тоже вылетаете.
Но…
Отто, как вы знаете, болен. Вы полетите на его машине.
Первым вылетел командир эскадрильи Горб. За ним, через шесть минут, — Райтман и последним — Нечмирев. Малюта с высоты 1120 каждые полчаса давал сводки. Расчеты тщательно уточнялись, и теперь решили летать звеньями. Кроме штурмовки аэродрома, было получено задание бомбить порт. Перед вылетом командир эскадрильи приказал:
Нечмирев с прямой заходит на аэродром на высоте шестисот метров. Райтман уходит в море, оттуда на высоте двести метров также заходит на аэродром, штурмует его пулеметами. В четырнадцать сорок эшелонируемся по высоте и наносим удар в порт.
Вначале все шло хорошо. Сбросив часть бомб на аэродром, Вася ушел в море и стал ждать назначенного времени. Он смотрел на часы, на стрелки приборов и ни разу не посмотрел на небо. И только тогда, когда услышал в шлемофоне голос штурмана: «Вася, просвет!», он оторвался от приборов и глянул вверх. Первое, что он почувствовал, была радость. Верхний ярус облаков побелел, и в узкий просвет, похожий на щелку, летчик увидел кусочек синего неба. Значит, скоро уйдет вся эта муть, покажется солнце, откроются заснеженные пики гор, станут видны вражеские аэродромы, порты, станции, и уже не звеньями, а полками можно будет делать налеты и… Вдруг острая, тревожная мысль пронеслась в голове: там, по ту сторону гор, все еще лежит на земле туман, придавленный облаками, истребители стоят в капонирах, а здесь…
Черная тень мелькнула рядом, пулеметная трасса пронеслась у самого крыла.
«Мессеры»! — крикнул стрелок-радист, разворачивая турель в сторону промчавшегося истребителя.
И в эту секунду в шлемофоне раздался спокойный голос командира эскадрильи Горба:
Линза, Колобок, осторожно. В воздухе «мессеры». Заходим на вторую цель.
Теперь, когда небо с каждой минутой становилось не таким темным, были хорошо видны разрывы зенитных снарядов. Они рвались совсем рядом, сплошной стеной, занавешивая путь к цели. Кончалась одна стена, начиналась другая. Вася маневрировал, бросая самолет то вправо, то влево. Штурман крикнул:
Порт!
Освободившись от груза, самолет рванулся вверх, и Нечмирев услышал голос штурмана:
Порядок, лейтенант!
Летчик глянул вниз, но ничего не увидел: самолет уже ушел от цели.
Дай курс, — попросил Василий. — Идем домой… Сейчас…
Он не успел договорить: метрах в пятнадцати справа с огромной скоростью падал вниз самолет, и за ним тянулась полоса огня и дыма. На руле поворота белела большая цифра «4». Это была машина командира эскадрильи Горба.
Сережка! — закричал Вася, словно командир мог услышать его голос. — Сережка!..
Он на секунду опустил голову на штурвал, а когда поднял ее, сразу же увидел рядом со своим самолетом черные крылья «мессера». Истребитель мчался с бешеной скоростью, открыв огонь из всех пулеметов. Вася услышал в шлемофоне, как громко застонал штурман. Обернувшись, летчик взглянул на стрелка. Тот спокойно поворачивал турель. Васе хотелось крикнуть: «Давай, ну давай!». Но он сжал губы, отвернулся. И скорее почувствовал по мелкой дрожи машины, чем услышал, как штурман открыл огонь. Казалось, «мессершмитт» не вспыхнул, а взорвался. Клуб огня на одно мгновение словно повис в воздухе, потом ринулся вниз, в море. Стрелок-радист не видел, как сомкнулись над самолетом волны, но ему казалось, что он слышит далекие, едва слышные звуки в эфире: «Вилли… Вилли… Вилли…»
Глава вторая
«Он так и кричал в эфир, паршивый фриц: «Вилли, Вилли!» — писал Нечмирев Андрею. — А я в это время думал: вот и не стало нашего Сережки, самого душевного парня, друга… Ты хорошо его помнишь? В училище он был в четвертой эскадрилье. Как он летал, Андрей! Яша всегда говорил: «Не всех летчиков можно называть соколами. Есть летчики-воробьи: взлетит, увидит в небе немца — и уже жмется к земле. Сергей Горб — вот сокол. Ему простор подавай, высоту, бурю… Кажется, в бою у него и крылья быстрее становились!» Да, нет Сергея, и на душе пусто стало. А сердце злее. Будто еще сильнее сжал его кто-то…»
Прав Нечмирев: злее становится сердце. Скольких друзей не досчитаешься после войны! Только вчера Андрей получил письмо из Ленинграда: погиб Костя Бреславский, друг по училищу. Протаранил на «яке» немца и сам врезался в землю. Андрей хорошо помнит мать Кости, она как-то приезжала в училище — беленькая старушка с печальными глазами, в которых, казалось, ни на минуту не угасает тревога за сына. Костя любовно подшучивал над ней. «Мама, — говорил он, — ты ведь знаешь, что большие птицы живут по сотне лет. А я разве не большая птица?» И вот уже нет Кости, и, наверно, не выдержит старенькое сердце матери, когда она узнает обо всем… Вчера — Костя, сегодня — Сергей, а завтра… Как это поется в песне: «Так что ж, друзья, коль наш черед…» Наш черед… Кто знает, когда он наступит. И стоит ли об этом думать? Никита говорит: «Перед боем лучше вспоминать о прошлом, чем думать о будущем. Ведь мы неплохо пожили, трын-трава, нам есть что вспомнить». Вряд ли Никита прав. Надо думать и о прошлом, и о будущем…