Подошел штурман, наклонился к Андрею:
Меняй курс, командир. Вот здесь пересечем Березину; до точки осталось сто шесть километров.
Хорошо. — Андрей кивнул головой. — Иди к стрелку, наблюдайте за воздухом.
Когда штурман вышел из кабины, второй пилот спросил:
Трос?
Андрей опустил голову?
Руль поворота отказал.
Будем садиться?
Будем лететь… Иди в хвост, посмотрите с механиком, может быть, найдете обрыв…
Никита смотрел на землю, смотрел на карту и все больше и больше нервничал: вот здесь, в трех километрах на запад от этого поворота реки, должна быть посадочная площадка, приготовленная партизанами. Рядом — лес, простирающийся на десятки километров в сторону от реки. В этом лесу и находится штаб партизанского соединения, которым командует бывший секретарь обкома партии Федор Миронович Гайдин. Когда Никита получал задание на полет, ему показали шифровку Гайдина: «Для проведения операции 8-б прошу срочно доставить полтонны тола. Встречаем на точке «К», площадка 700 метров с юга на север».
Никита не знает, что представляет собой операция 8-б, но он знает: тол надо доставить срочно, и точку «К» он нашел бы с закрытыми глазами. Трудно представить более характерный ориентир, чем тот, над которым сейчас находился самолет. С высоты тысяча метров хорошо видна петля заброшенной узкоколейной дороги, отлично просматривается темный контур лесного массива, подходивший к самому повороту реки. Видна даже сама площадка — ровная поляна длиной шестьсот-семьсот метров; справа от нее тянется проселочная дорога…
Но нет на этой поляне условных сигналов, не может Никита посадить машину, не рискуя попасть в руки фашистов. А время идет, в баках остается все меньше и меньше бензина, светящаяся стрелка часов показывает первый час ночи.
Штурман, карту!
Никита не сомневался, что он привел самолет точно к цели, но все же решил еще раз уточнить штурманские расчеты.
Штурман сел рядом, положил на колени развернутый планшет с картой.
Мы над целью, командир, — твердо сказал он. — Вот изгиб реки, вот железка. И по времени прилет совпадает с расчетом. Не может быть, чтобы мы ошиблись…
Сигнал «Я — свой» давали правильно?
Два коротких мигания — левым бортовым огнем, один длинный — правым. Все точно, командир.
Черт знает что! — Никита развернул машину в сторону леса, снизился до четырехсот метров и летел, вглядываясь в землю.
Ни одного огонька, ни малейшего движения. Все внизу было мертвым, будто здесь никогда не ступала нога человека. Лес стоял как заколдованный. Никите казалось, что он физически ощущает его тягостную тишину. И эта тишина давит на мозг тяжелым грузом, невольно вызывает тревогу. Уж лучше бы с земли вдруг ударили из пулеметов, разорвали безмолвие грохотом зениток, тогда сразу все стало бы ясным: здесь засада, ловушка, надо уходить…
А время идет, моторы жадно поглощают бензин, и возникает беспокойная мысль: «Долетим ли обратно? Хватит ли горючего перетянуть линию фронта?»
Радиста ко мне! — крикнул Никита.
Штурман на минуту покинул пилотскую кабину и вернулся с радистом. Никита приказал:
Свяжись со штабом, передай: «Вышли точно на цель, сигналов нет, не встречают. Горючего осталось только на обратный путь, жду распоряжений». Иди.
Он снова развернул машину, еще больше снизился, прошел над полями. Второй пилот заметил:
Ни души.
Тоже мне, партизаны! — проворчал Никита. — Небось, фрицы пришли и загнали их в тартарары. А ты летай теперь, трын-трава… Но если здесь фрицы, почему не стреляют? Не думают же они, что я сяду без сигналов! Не такие они дураки, чтобы считать дураками русских летчиков. Пройдем еще раз над опушкой. Штурман, повтори: «Я — свой».
В это время вернулся радист с радиограммой.
Ну, что там решили? — спросил Никита.
Передали: «Никаких изменений, уточните расчеты, вас ждут».
Кто нас ждет?! — в бешенстве закричал Никита. — Или штабисты там думают, что лейтенант Безденежный не летчик, а лапоть? Трын-трава, если они говорят, что нас ждут, так мы сядем… Посмотрим, что из этого получится… Что это?..
Никита вел самолет строго вдоль площадки. Внизу под ним была проселочная дорога. Перед глазами — компас. Да, компас. После того как Никита привел самолет к цели и разглядел характерный изгиб реки и узкоколейку, он настолько был уверен в правильности своих расчетов, что ни разу с тех пор не взглянул на приборы. И только сейчас, случайно посмотрев на компас, заметил: стрелка показывает 262 градуса. 262 градуса! Никита вдруг вспомнил: вот он заходит на метеостанцию узнать о погоде. Девушка-метеоролог спрашивает: «В какой район вы собираетесь?» Никита пальцем обводит круг на карте и отвечает: «Примерно вот в этот». Метеоролог говорит: «В пункте прилета безоблачная погода, давление 756, ветер умеренный до сильного, направление 260–270 градусов». Никита тогда недовольно проворчал: «Трын-трава, придется садиться с боковым». С боковым, потому что ветер дует с запада, а площадка тянется с юга на север! И вот Никита сейчас летит вдоль площадки, а компас показывает 262 градуса. Выходит, партизаны ошиблись, направление площадки не такое, как они сообщили…