Он не отвечает, но его взгляд становится ещё мрачнее, и мне вдруг делается дурно. Мамочки… не о таком я просила боженьку, когда мечтала о приключениях, сидя на диване с книжкой. Это не романтическое фэнтези, это какой-то чертов триллер!
Не давая мне времени на дальнейшие размышления, мужик хватает меня за локоть и толкает в темную палатку. Внутри пахнет сыростью и чем-то кислым. Он швыряет меня на кучу соломы, и я падаю, больно ударившись коленом. Прежде чем успеваю встать, он наклоняется и ловко связывает мне руки за спиной грубой веревкой. Кожа горит от трения, но я стискиваю зубы, чтобы не показать слабость.
— Сиди тихо, — бросает он напоследок и выходит, оставляя меня в полумраке.
Король явно меня предал, этот одноглазый — не мой союзник, но я не собираюсь сидеть и ждать, пока меня прикончат. Я выживу. И я найду способ отомстить. Сперва… точно, надо руки развязать.
В углу палатки замечаю палку — крепкую, с острым краем. Как раз то, что надо, в фильмах всегда срабатывало. Кое-как, пыхтя и чертыхаясь, поднимаюсь на ноги. Колени дрожат, платье цепляется за солому, но я упрямо сажусь спиной к палке и начинаю тереть веревку о её край. Дерево грубое, с зазубринами, но процесс идет так себе — верёвка не поддаётся, а руки уже ноют от напряжения.
Кажется, я вожусь с этим уже пару часов. В кино главные герои явно справлялись с этим быстрее! Но я не отчаиваюсь, торопиться мне некуда, уже, вроде как, даже нигде не ждут… Да уж. Вляпалась ты, Сашенька. Еще бы понять, куда.
Снаружи раздается гром, воздух становится прохладным, и вскоре по крыше палатки начинает барабанить дождь. Капли просачиваются через дырявую ткань, падают на пол, и я чувствую, как сырость пропитывает платье.
Проклятье, ничего не выходит! Веревка чуть истрепалась, но всё ещё крепко держит мои запястья. Мысли становятся всё мрачнее — что, если одноглазый вернётся? Что, если его угрозы не пустые слова?
Может, притвориться блаженной? А вдруг не поверят?
Я вздрагиваю, когда полог палатки резко откидывается. Сердце замирает, я напрягаюсь, ожидая увидеть одноглазого разбойника с его зловещим взглядом.
Но вместо него в палатку, пригнувшись, входит… король.
6
Кайрос стоит передо мной, его силуэт в темноте кажется еще выше и внушительнее, чем обычно. Взгляд голубых глаз скользит по мне, оценивающе, с какой-то досадой, словно я специально напросилась на похищение, чтобы испортить ему настроение.
— Освободи её, — бросает он сухо.
Заглядываю ему за спину, не сразу сообразив, кому относятся эти слова. И только заметив какую-то возню на улице, понимаю — армия тоже здесь. Вероятно, они лагерь уже подмяли под себя. Фух… Наверное, можно выдохнуть.
— Следом найди её служанку и скажи, пусть приведёт мою супругу в человеческий вид.
Солдат беспрекословно подчиняется: его грубые пальцы развязывают верёвки, и я невольно морщусь — запястья чертовски ноют. Смотрю на них, на красные отметины, что красуются браслетами на моих руках, и шумно вздыхаю.
— Хм, — задумчиво произносит Кайрос, когда солдат удаляется из шатра.
— Что за «хм»? — не выдерживаю я. — Что, увиденное не соответствует вашим ожиданиям?
— Признаться, не ожидал, что тебя оставят в живых, — бросает он без эмоций.
— Чего ты не ожидал? — я аж перехожу на «ты», позабыв о том, что должна этому нахалу «выкать». — Вот прям серьёзно? Ни слова сочувствия, ни слова сожаления о том, что тебя чуть не лишили жены? Ты что совсем ее не уважаешь даже… банально как человека?
Кайрос слегка приподнимает бровь, то ли его моя дерзость удивляет, то ли переход на непочтительный тон.
— Ее? Королева, ты видимо в процессе похищения получила серьезную эмоциональную травму, вызову тебе лекаря, — равнодушно отвечает он, глядя на меня как на капризного ребёнка.
— Конечно, получила! — резко бросаю я. — Кто вообще может оставаться в себе после того, как муж бросил на растерзание разбойникам и даже не моргнул? Или вам, Ваше Величество, награду дать за самообладание?
Его губы сжимаются в тонкую линию. Злится, похоже. Что ж… Я тоже злюсь. Капец как злюсь.
— Я не обязан перед тобой оправдываться.
— Конечно, нет, — иронично соглашаюсь я, отворачиваясь. — Зачем оправдываться, если можно просто забыть, что у вас есть супруга?
— Госпожа! Вы живы? Вас не ранили? Ой-ой-ёй, как же так? — В этот момент в шатер вваливается моя служанка, причитая во весь голос, будто не замечает никого, и изображая сцену такой трагедии, что любой театр позавидовал бы её актёрскому мастерству.
Судя по тому, что Кайрос молчит, изучая нас со служанкой тяжёлым взглядом, он тоже пришел к такому выводу.