И почему ожидание всегда превращается в настоящую пытку?
Если ты сейчас с кем-то другим, Оливер, то теперь самое время возвращаться. Никаких вопросов – обещаю, только не заставляй меня ждать.
Если он не появится через десять минут, я что-нибудь сделаю.
Спустя десять минут, чувствуя себя бесконечно беспомощным – и ненавидя себя за эту беспомощность, – я решил подождать еще десять минут, теперь уже точно последние.
Прошло двадцать – а я больше не мог этого выносить. Надев свитер, я вышел на балкон и спустился вниз. Я готов был отправиться в Б., если придется, и лично все выяснить.
По дороге к сараю с велосипедами, размышляя, не съездить ли сначала в Н., где вечеринки обычно заканчивались позже, чем в Б., и проклиная себя за то, что не накачал утром колеса, я резко остановился, осознав, что нельзя будить Анкизе, спящего в своей хибарке неподалеку. Жуткий Анкизе – все называли его жутким. Догадывался ли я об этом всегда?.. Пожалуй. Падение с велосипеда, целительная мазь, доброта, с которой он заботился об Оливере и обрабатывал его ссадину…
Вдруг внизу, на скалистом берегу, освещенном луной, я разглядел его. Оливер сидел на одном из высоких прибрежных камней в своем «морском» сине-белом свитере, который купил в Сицилии в начале лета; пуговицы у него на плечах были, как всегда, расстегнуты. Он ничего не делал, просто сидел, обхватив колени, и слушал, как мелкие волны ударяются о камни. Глядя на него с балюстрады, я испытал необыкновенную нежность и вспомнил, как бросился в Б., пытаясь догнать его перед тем, как он зайдет на почту. Он был лучшим из всех, кого я знал. Я сделал отличный выбор.
Открыв калитку, я перепрыгнул через несколько камней и оказался рядом с ним.
– Я ждал тебя, – сказал я.
– Я думал, ты лег спать. Думал, ты больше не хочешь…
– Нет. Я ждал, просто выключил свет.
Я посмотрел наверх, на наш дом. Ставни были наглухо закрыты. Я наклонился и поцеловал его в шею. Впервые я делал это не только с желанием, но и с чувством. Он приобнял меня за плечи. Со стороны – невинное объятие.
– Чем ты занимался? – спросил я.
– Думал.
– О чем?
– О разном. О возвращении в Штаты. О курсах, которые преподаю осенью. О книге. О тебе.
– Обо мне?
– Обо мне? – передразнил он мое смущенное удивление.
– И ни о ком больше?
– И ни о ком больше.
Какое-то время он молчал, а потом сказал:
– Я прихожу сюда каждый вечер и просто сижу, иногда часами.
– Один?
Он кивнул.
– Я и понятия не имел. Я думал…
– Я знаю, что ты думал.
Лучше новостей и быть не могло. Все это время мои домыслы отравляли наши отношения, но сегодня я решил не поднимать эту тему.
– По этому местечку я, наверное, буду скучать больше всего, – сказал он и, с секунду поразмыслив, прибавил: – я был счастлив здесь, в Б.
Все это звучало как вступление к прощанию.
– Я смотрел вон туда, вдаль, – продолжил он, указывая на горизонт, – и думал, что меньше чем через две недели буду уже в университете.
И правда. Я пообещал себе не считать оставшихся дней. Сначала – потому что не хотел думать о том, как долго он пробудет с нами; потом – потому что не хотел осознавать, как мало осталось времени.
– Значит, через десять дней, когда я посмотрю сюда, тебя здесь уже не будет. Не знаю, что мне тогда делать. Хорошо хоть, ты окажешься там, где тебя не замучают воспоминания.
Он сжал мое плечо, прижал меня к себе.
– Ты так иногда рассуждаешь… Все у тебя будет хорошо.
– Возможно. А может, и нет. Мы потратили впустую столько дней, столько недель…
– Впустую? Я бы так не сказал… Вероятно, нам просто нужно было время, чтобы понять, правда ли мы этого хотим.
– Кое-кто нарочно все усложнял.
– Я?
Я кивнул.
– Сам знаешь, чем мы занимались ровно сутки назад.
Он улыбнулся.
– Не знаю, что я чувствую на этот счет.
– Я тоже не знаю. Но рад, что это случилось.
– С тобой все будет хорошо?
– Со мной все будет хорошо. – Я запустил руку к нему в брюки. – Мне правда нравится быть здесь с тобой.
То был мой способ сказать: я тоже был здесь счастлив.
Я попытался представить, что фраза «я был счастлив здесь» значит для него: что он был счастлив, приехав сюда и обнаружив, что все не так плохо, как он представлял? Счастлив был работать над рукописью по утрам, лежа под палящим солнцем в раю? Счастлив был ездить на велосипеде к своей переводчице и обратно, пропадать каждую ночь в городе допоздна, проводить время с моими родителями и даже терпеть «обеденную каторгу»? Счастлив, что приобрел друзей по покеру и всех тех, с кем познакомился за это время в городе и о ком я не знал ровным счетом ничего?..