Выбрать главу

Сама Ирри подобной судьбе и свободе не завидовала, с детства любя платья, туфельки, кулинарию , короче говоря, все, что должна любить правильная девушка из хорошей семьи. Мама не могла нарадоваться, глядя на нее…

Ох, мама, мама…

Эти воспоминания Ирри старательно прятала, даже от себя, не желая по ночам заливаться слезами от одиночества и своего внезапного сиротства.

Унывать было нельзя, это забирало силы, убивало желание жить.

А его, как оказалось, в Ирри было очень много…

Иначе где бы она была, измученная, напуганная, обескураженная таким диким поворотом в своей судьбе? Кем бы она была?

После казни и спешных похорон матушки, она вернулась в родной дом, полностью опустевший. Все слуги разбежались, и по голым комнатам гулял ветер.

Ирри оглядела пространство мертвыми глазами, словно во сне, поднялась наверх, к себе… И без сил повалилась на кровать.

Слез не было, она смотрела в потолок, вообще ни о чем не думая, оглушенная, раздавленная… И, кажется, заснула вот так, не раздеваясь.

А проснулась от того, что ее трогали.

Грубо мяли грудь прямо через траурное платье, дышали тяжело в шею…

Она распахнула ресницы, одновременно сильно толкая ногами и руками навалившегося на нее насильника.

Тот в дикой руганью и грохотом свалился рядом с кроватью, и Ирри узнала по голосу своего жениха, бывшего жениха, бывшего любовника, Верейта.

В комнате царил полумрак, похоже, она проспала весь день.

Верейт поднялся с пола и, шипя сквозь зубы ругательства, снова полез к ней. От него разило спиртным, и Ирри с омерзением оттолкнула его еще раз.

Верейт упал, снова поднялся и с обидой спросил:

— Чего толкаешься?

— Пошел вон, — сдерживаясь, чтоб не обложить его самой грязной руганью, которую знала, а знала Ирри немало, все же рядом с казармами выросла, а не в монастыре, приказала она.

— Дура ты, — скривился Верейт, отряхиваясь немного неуверенными движениями и глядя на нее.

В полумраке лицо его казалось жутким, и Ирри испугалась еще больше. Отползла подальше, к изголовью кровати, поджала под юбку босые ступни, поймав замерший на них жадный взгляд Верейта.

— Сюда иди, — приказал он, и Ирри пробило дрожью от жутко холодного тона его голоса.

После своего предательства, а появление в зале суда Ирри никак по-другому и не могла назвать, они не встречались.

Ирри, после казни, состоявшейся сразу после скорого суда, в тот же день буквально, была занята похоронами мамы. На переживания по поводу предательства жениха у нее сил уже не было.

Она ощущала себя такой же мертвой, как и мама, и только тихонько благодарила Матушку, что Рути не было в городе. И очень сильно надеялась, что у сестры хватит мозгов не появляться здесь. Ходили упорные слухи, что дочери генерала тоже причастны к измене, и был вероятным и арест самой Ирри… Ей было на это плевать, отупение, возникшее в момент похорон, полностью поглотило все чувства и эмоции.

Все вернулось в тот момент, когда она смотрела на своего бывшего жениха, пьяного, довольно, очень по-хозяйски осматривающего ее в полумраке комнаты.

От него исходила волна опасности, и, хотя между ним и Ирри уже было все, что может быть между мужчиной и женщиной, она испугалась так, словно он — незнакомый совершенно, обманом проникший в ее спальню подонок, желающий изнасиловать ее.

Хотя, все это, пожалуй, было правдой. И даже то, что Верейт был незнакомым. Потому что она реально его не знала, оказывается!

— Ну? — нетерпеливо сказал Верейт, — лучше сама иди, сучка. Как ты мне надоела, кто бы знал! Все эти прыжки, букеты, улыбки! Надоело! Даже в постели с тобой не поиграешь, как следует! Дочь генерала же! Надо аккуратно! Тварь! Сюда иди!

— Подонок! Пошел вон! — срывающимся голосом крикнула Ирри, лихорадочно шаря по кровати.

— Не хочешь по-хорошему, значит? — покачал головой верейт, — ладно… Так даже интересней…

Он скользнул к ней неожиданно мягко и легко, настолько быстро, что Ирри даже не отследила момента нападения.

Только и успела глухо вскрикнуть от внезапности… И воткнуть в грудь насильника небольшой, но крайне острый кинжал, подарок отца на тринадцатилетие, как раз после того, как она стала девушкой…

Он подарил ей его со словами:

— У каждой порядочной девушки должен быть кинжал под подушкой. Пусть он тебе не пригодится.

Мама тогда, помнится, только губы сжала неодобрительно. Но ни слова поперек не сказала…