– Лежи тихо, – прозвучало в голове. – Последняя фаза. Еще час.
– Фаза? – голос прозвучал так хрипло, что Макс вздрогнул. А Хищник, словно чувствуя его состояние, вдруг осторожно погладил пальцами по плечу.
– Тебе не нужна, – охотник так и не убрал руку. Она осталась неподвижно лежать на плече мальчишки. – Повреждения у тебя – одна фаза. Мои – четыре. Три прошло. Осталась одна. Общее восстановление. Нужно ждать. Капсула не откроется. Не хочу прерывать программу.
– Ты убил Королеву, – зачем-то озвучил очевидное Макс. – Теперь вернешься домой?
– Сообщу о завершении, и полетим, – подтвердил Хищник. И вдруг спросил: – Думаешь про себя?
– Я... – Макс заерзал, попытался согнуть ноги в коленях, и едва не вскрикнул, потому что, прижавшись ягодицами чуть крепче, ощутил, как твердо и горячо у Хищника в паху.
– Не бойся, – рука с плеча исчезла. – Не трону.
Но Максу было уже не до его слов. Он вдруг почувствовал, как неумолимо тяжелеет внизу живота. Сжал бедра в глупой попытке унять возбуждение, но оно только окатило новой теплой волной. Мальчишка глубоко вдохнул, сжимая кулаки.
С одной стороны был страх. Память о той боли, что причинил ему Хищник. Но... мальчишка вдруг с ужасом понял, что на фоне этих воспоминаний возбуждение ощущается острее. Ярче. Скручивает сладкими судорогами от одной только мысли о том, как Хищник перевернет на живот, опустит тяжелую горячую ладонь на его, Макса, ягодицы и...
Твою-то мать!
Мальчишка отчаянно зажмурился и замер, вслушиваясь в свое хриплое дыхание.
Хищник тоже не двигался. Его не выдавало ничто, кроме возбуждения, которое Макс так отчетливо ощущал. И... Наверное, юношеское безрассудство, перемешанное с возбуждением, напрочь лишило его всякого здравомыслия. Потому что Макс резко, не давая себе возможности передумать, развернулся и опустил подрагивающую ладонь на возбужденный член охотника, прикрытый тонкой тканью повязки.
***
Когда тонкая ладонь почти уверенно легла на пах, Хищник едва не подскочил. От такого непродуманного и позорного жеста спасла только годами тренируемая выдержка. Ну, и, отчасти, теснота капсулы. Поэтому охотник только вздрогнул и перехватил мальчишку за хрупкое запястье. Но было уже поздно. Тело ощутило прикосновение, и возбуждение ударило в голову. Еще ни разу чужая рука не касалась его вот так.
Охотник зарычал, стискивая в пальцах запястье мальчишки, прижимая его ладонь еще плотнее. А Макс вдруг подался вперед и... подключил вторую руку. Забрался тонкими пальчиками под повязку, обхватил напряженный ствол.
Такое и вовсе было почти дико для Хищника. Даже не то, что человек коснулся его, нет. Удовольствие, что прострелило с головы до ног, заставляя пойти волнами стенки капсулы.
Охотник никогда не воспринимал совокупление как возможность получить удовольствие сверх того, что положено. Но здесь... От непривычных ощущений восприятие реальности деформировалось. И это было ново, страшно и... красиво. То слово, которое сказал мальчишка в смотровой комнате. Именно им почему-то хотелось описать ощущения.
А мальчишка двинул рукой, проходясь ладонью по всей длине, оттягивая крайнюю плоть. Зацепил кончиками пальцев сочащуюся смазкой головку, размазал влагу, чуть потер... А потом вдруг соскользнул вниз, мазнул губами по животу, провел ладонями.
Как же сладко будет сейчас завладеть этим доверчиво прижимающимся телом!
Хищник схватил было мальчишку за руку, планируя сдернуть, подмять под себя и оказаться, наконец, в податливой тесноте, но...
– Пожалуйста! – мальчишка выкрикнул это так умоляюще, так отчаянно... И охотника обдало вдруг такой волной эмоций и запахов, что на секунду он почти растерялся.
– Что? – он так и замер, стискивая мальчишку в руках.
– Я хочу... – тот запнулся. – Тебе будет приятно. Можно?
– Что хочешь? – Хищник озадаченно поддел когтем прядку белых волос мальчишки.
– Я покажу. Так можно? – Макс упрямо смотрел в глаза. Такой пристальный взгляд у яутжа могли принять за желание нанести оскорбление, но охотник почему-то понял, что здесь что-то другое. А потому отпустил мальчишку и откинулся на спину.
Тот жест оценил. Посмотрел благодарно, теплые ладошки прошлись по груди, пальцы коснулись свежего шрама, погладили. Мальчишка соскользнул ниже, потерся нежной щекой о кожу живота, а потом...
Хищник даже не сразу понял, что произошло. Мальчишка задрал его повязку и прикоснулся губами к истекающей смазкой головке члена, лизнул. А потом взял в рот. Подался вниз, пытаясь, похоже, пропустить глубже.
Головка терлась о влажный язык, чуть зацепляла зубы. А когда Макс сжал губы и заскользил по стволу, Хищник едва сдержал себя от того, чтобы зарычать от внезапного яркого удовольствия.
Среди яутжа подобные ласки по понятным причинам не практиковались – их не предусматривал ротовой аппарат. Да и вообще – ласки перед половым актом считались чем-то вроде опасного извращения. И если о подобном узнавали, от позора было не отмыться. Но сейчас...
Сейчас единственное, чего охотнику хотелось – это запустить пальцы в волосы мальчишки, зафиксировать его голову на месте и двинуть бедрами, засаживая глубже, в самое горло...
Он так и поступил. Обхватил голову Макса руками, толкнулся было, но что-то вдруг заставило его остановиться. Может, тут же хлынувшие из глаз мальчишки слезы? Или то, как конвульсивно дернулось его хрупкое тело?
Человек слишком нежный. Слишком слабый для того, чтобы потакать своим желаниям в полной мере. Охотник понял, что не хочет причинять ему боль. Ни сейчас, ни позже. Да и вообще, никогда.