По приезде в Петербург мальчики не только вместе занимались — они гуляли в сопровождении гувернера, болтали по-французски, проказничали. Саша не спускал глаз с Федьки: раздражаясь и досадуя, он ловил себя на том, что уже очень хочет с ним подружиться. Ему стало завидно смотреть, как Николенька и Федька резвятся и играют вместе, тогда как он, Саша, стоит в сторонке и чопорно наблюдает…
В тот погожий мартовский день, когда снег еще лежит, а солнце уже греет изо всех сил, ручейки весело бегут по мостовой и воздух так пахнет весною, мальчики в сопровождении m-r Simonа отправились на прогулку. Гувернер, пожилой и благообразный, радовался хорошей погоде, Николенька и Федька весело переговаривались между собою, а у Саши настроение было никудышным: ему казалось, все, кто его окружают — счастливы и довольны, все, но не он… Он снисходительно слушал, как Федька рассказывает что-то по-французски Николеньке и гувернеру; Саша пару раз поправил его произношение, которое и без того было уже весьма недурным: ему нравилось, что Федька, как-то незаметно сделавшийся всеобщим любимцем, почтительно благодарит его. Они шли по широкой, засаженной тополями улице, и удалились довольно далеко от дома, как вдруг Николенька заметил огромного и злющего цепного пса в одном из дворов.
Когда они поравнялись с этим двором, расшалившийся Николенька, стремясь привлечь внимание старших, принялся дразнить собаку. M-r Simon вконец разомлел на солнце и лишь благодушно улыбался. Пес рвался, рычал и скалил зубы, угрожающе припадая на передние лапы. Николенька же звонко смеялся и размахивал палкой прямо перед ощеренной мордой.
— Николай Николаич, брось, не надо! — с тревогой позвал Федька.
— Оставь, Nicolas. Ну, что за ребячество, в самом деле? — лениво поддержал его Саша.
Однако младший брат не унимался и продолжал шалить. Саша отвернулся и начал топать ногой по огромной луже, разбивая уже истончившийся лед, сквозь который просачивалась вода… Гувернер, похоже, собирался ждать, покуда Nicolas наскучит его забава, а Саше хотелось идти дальше. Он уже намеревался подойти к брату и взять его за руку, как вдруг предостерегающе вскрикнул Федька: Саша успел только заметить, что скоба собачьей цепи, вделанная в непрочное дерево будки, вот-вот оторвется, в то время как пес продолжал бесноваться… И тут m-r Simon с громким воплем припустил вперед по улице.
Дальнейшее произошло так быстро, что заняло всего несколько мгновений. Федька в два прыжка подскочил к Николеньке, схватил его и, напрягая силы, подсадил на нижнюю ветку большого старого тополя, который, по счастью, рос совсем рядом. В ту же секунду пес с рычанием и лаем сорвался-таки с цепи. Некий инстинкт подсказал Саше, что бежать нельзя: пес обязательно кинется следом — но Федька уже дернул его за руку, больно и грубо — с его помощью Саша подтянулся и в последний миг взлетел на спасительное дерево.
— Лезь выше! — в панике крикнул он Николеньке.
Делать этого не следовало, но Саша было так страшно; он забыл, что даже самые свирепые собаки не умеют лазать по деревьям, казалось, этот огромный, похожий на волка пес вот-вот дотянется до них с братом… Саша, не глядя, стал на следующую ветку, раздался треск… Противное чувство внезапного падения с высоты сменилось болью в ушибленной спине и затылке… Ошарашенный, он даже не мог приподняться, когда услышал смрадное дыхание и увидел оскаленную зубастую пасть прямо над собой — лишь вскинул руки в слабой попытки защитить лицо. Сверху в пронзительном ужасе заверещал Николка… Саша зажмурился изо всех сил, но успел заметить, что кто-то подскочил к нему и заслонил собою…
Саша слышал хриплое злобное ворчание пса, какую-то возню неподалеку от себя; потом издалека послышались голоса. Он отнял руки от лица: в сажени от него Федька, весь в крови, в разодранной рубахе лежал на земле и изо всех сил сдавливал шею пса, который тщился достать его своими зубами. К ним уже бежал, размахивая руками, дворник и еще какие-то люди…