— Ух ты! — Ферзен удивился, но не очень. Естественно, что первое лицо непременно должно скреплять своей подписью и рукопожатием акты государственного значения, однако барон считал, что непосредственная встреча вождей состоится на заключительном этапе, когда все принципиальные договоренности будут достигнуты. — Не слишком ли рискованно?
— То есть? Риска гарантированно никакого, это мы обеспечим…
— Не в том смысле. Представим, что переговоры закончатся неудачей. Это какой же урон самолюбию Государя! Зная его характер, можно ожидать вспышки неконтролируемых эмоций с самыми серьёзными последствиями…
— Ну, зачем этот пессимизм, Фёдор! Государь гораздо более здравомыслящий человек, чем это моментами представляется. Эксцессов не будет. Прежде всего потому, что лично я неудачу просто исключаю.
— Отчего же вдруг? — хитровато прищурился генштабист. — Если я правильно мыслю, подразумевается ведь самая банальная аннексия «дружественного государства», пусть и обставленная как братская помощь без малейшего посягательства на суверенитет…
Ферзен почти дословно повторил недавнюю оценку предстоящего самим Ляховым. Что ещё раз подтверждало — не зря они так легко и быстро нашли друг друга на первом курсе Академии.
— Вот этого я и опасаюсь, — серьёзно сказал Вадим. — Что подобная гипотеза придёт в голову и нашим партнёрам. Навредить сильно она не сможет, слишком легко опровергается и логическими доводами, и текстом договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, который мы намерены предложить. Но осадочек может остаться, не спорю. Если противники соглашения грамотно разыграют эту карту, переговоры могут осложниться. Поэтому (для чего, собственно, я вас и пригласил) следует прямо здесь обсудить все возможные контрдоводы и гарантии, чтобы сразу пресечь любые выпады переговорщиков с той стороны в этом направлении. Там люди не глупее нас с вами соберутся. Вы знаете, в той реальности, куда мы завтра отправимся, имел место близкий по смыслу сюжет. В тридцать восьмом году Австрия, как и сейчас, была независимым государством, только ещё меньшим территориально. Союзники по Версальскому договору обстрогали её по самое некуда. А Германия как раз набирала силу и решила братскую Австрию присоединить в качестве обычной провинции Остмарк. Так самое интересное — более восьмидесяти процентов населения были «за». Аншлюс прошёл гладко. Антанта не возразила. Правда, канцлера Дольфуса, сторонника независимости, пришлось убить, но это на ход событий никак не повлияло. Правда, потом австриякам пришлось опять воевать на стороне Германии против Антанты, и конец был аналогичный, так это ж потом…
— Завидую вам, Вадим Петрович. Мало, что у нас в отличниках числитесь, так и историю параллельных миров назубок. Я бы тоже книги оттудапочитал…
— Закончим дело, назначим вас старшим военным советником при тамошнем начальнике Генштаба. Вот уж начитаетесь… — как бы в шутку, но и с вполне прозрачным намёком сказал Ляхов, действительно считая, что вариант этот вполне приемлемый. В бывшей Советской, а ныне Российской армии давненько природныхрусских немцев на высоких постах не бывало. После умершего в 1950 году в тюрьме адмирала Галлера — кажется, ни одного. А зря. Как раз на штабной работе немцы себя хорошо зарекомендовали.
Ферзен намёк пропустил мимо ушей.
— Из ваших слов следует, что вы всё же считаете, несмотря на все гарантии, австрийский вариант вполне вероятным?
— Убивать их Президента точно не будем. А в остальном — отчего же нет? — удивился Ляхов. — Конвергенция почти неизбежна, без всякого насилия. Чтобы не утомлять вас плохой школьной латынью, скажу по-русски: «Благо народа — высший закон!» Мы и «лучшие люди» с той стороны настроены одинаково, я надеюсь. Мало кто упрётся исключительно из «чистых принципов». А что каждый свои идеалы и интересы станет отстаивать жёстко — нет сомнений. Наменять на грош пятаков в России всегда стремились, независимо из какой она альтернативы.
Но я о другом сейчас думаю, — сказал Ляхов, рассеянно глядя в окно. — О степени реализуемости наших проектов. На мой взгляд, начиная разыгрывать великокняжескую карту, вы находились в зоне гораздо большей неопределённости: правовой, психологической, юридической, военной, наконец. Я, честно сказать, в успех реставрации монархии долго не верил, да вы помните… Сейчас, в сравнении с тем временем, — всё достаточно прозрачно и просто. Вообразите, мы с вами — команда консультантов вельтмейстера перед решающей партией на мировом турнире. Противник известен, стиль его игры, теоретические предпочтения, темперамент. Мы с вами знаем наизусть сотни его партий, вошедших в учебники. Всего и делов — угадать, какими домашними заготовками парировать его седьмой, пятнадцатый и двадцать третий ход…
Ферзен понял, что он имеет в виду.
— У вас столь обширный объём разведданных? Вы имеете своих людей в окружении их Президента?
— Разведданные, естественно, есть, куда ж без этого? Вы аналитик, я разведчик «пар экселленс». Только психологию и замыслы противника придётся отслеживать «по факту», не шахматы у нас могут получиться, а классическое фехтование на шпагах без «пуандаре» — ответил Ляхов, маскируя невольную усмешку поднесённой к губам рюмкой. Совершенно ни к чему говорить, что аггрианский шар позволял проиграть десятки вариантов поведения партнёра, выбрать из них наиболее вероятные по любому из заданных критериев, заготовить контрдоводы и антитезисы на любое президентское предложение или возражение.
«Туман войны» затенял не более пятнадцати процентов поля предстоящего боя и распространялся лишь на непрояснённые глубины психики «противника» и спонтанные, вызванные неожиданными изменениями текущей обстановки реакции. Ну и пресловутое «трение» тоже предусмотреть было невозможно. Всё же остальное… Как говорил Остап: «На такие шансы можно ловить».
— Мы ведь с вами, Фёдор Фёдорович, последнее время несколько отдалились…
— Не по моей вине, — тут же вставил барон.
— О какой вине речь — исключительно стечение обстоятельств и пресловутый расклад. А сейчас наступил момент очередного сближения. Сие знаменует гармонию природы. Мне помнится, генеральские погоны в тридцать или около того лет вы считали непременным признаком состоявшейся карьеры. Теперь к этой цели мы близки, как никогда. Олег с определённостью обещал и мне, и всем причастным. Со свитскими аксельбантами причём.
Похоже, он Ферзена не слишком удивил.
— Да и странно, если б иначе. Скобелев в тридцать пять уже полного генерала получил. Получится у нас — это ж поболее, чем какой-нибудь Туркестан для Империи завоевать.
Не поддержав эту посылку, Ляхов продолжил:
— Только ведь тут, милейший барон, главное — не ошибиться в выборе приоритетов…
— Вы намекаете, Вадим Петрович, что главным в кампании предпочитаете видеть себя, а я и все другие-прочие должны на вас ориентироваться, считая Императора вторичной фигурой?
Ферзен всегда отличался проницательностью, развитым аналитическим умом и немецкой, остзейской конкретностью, сопряжённой с жёсткой практичностью и непреклонностью в достижении цели, несмотря на свою благодушную, обломовскую внешность, совсем не соответствующую облику предков, мрачных рыцарей Ливонского ордена.
— Не попали, Фёдор Фёдорович. Упаси вас бог завтра подобным образом промазать. Как говорят в артиллерии — на два лаптя влево…
Барон вдруг привстал, перегнулся через стол и почти прошептал, хотя их и так никто не мог услышать:
— Вадим Петрович, ну признайся — ты ведь сам «оттуда»? Очень всё хорошо в таком случае в схему укладывается. Прямо зеркально. И твоё внезапное появление у нас, и благоволение Императора, и твои способности. Не говорю уже про московские прошлогодние дела. Заслан ты к нам, чтобы завтрашний день подготовить! Диссидент ты тамошний. Допустим, вроде нашего Агеева. Своими силами не удалось у себя порядок навести, решили к нам обратиться?
Ферзен, отодвинув рюмку, налил себе и Вадиму сразу в фужеры. Уж очень ему показалась своя идея остроумной и сразу всё объясняющей.