Так или иначе, но в вопросах управления всегда пересекаются интересы трёх — четырёх Кланов, которые я требую считать второстепенными. Приоритет — интересы Империи и Императрицы. После того, как парочка «непонятливых» была отлучена от власти и заменена на других, понимание пришло ко всем. Руководитель всегда должен иметь возможность ограничивать степень свободы своих подчинённых длиной поводка, и я про это помню.
А работу оценивать по объективным фактам, к примеру, по деньгам, поступающим в Имперскую казну.
Томтор и Попигай без всякого преувеличения можно назвать самыми сложными и самыми быстрыми стройками в моей жизни.
Со строителем, которого мне отрекомендовал золотопромышленник Обручев, мне действительно повезло. Павел Степанович Суровцев почти месяц просидел над проектами и составлением списков необходимого, а заодно и план работ досконально расписал.
К обещаниям строителей я всегда отношусь крайне сдержанно. На моей памяти они редко когда сбывались. А тут прямо, как часы. И даже сбой с поставками, вызванный нелётной погодой, не выбил строителей из графика. К слову сказать, восторг у Павла Степановича от японских магов Земли зашкаливал. Они настолько облегчили и ускорили ему подготовительные работы, что он слюной захлёбывался, рассказывая мне, какие они замечательные. Заодно и китайцев хвалил.
Собственно, и с теми и с другими я ему здорово помог. Языковые кристаллы впрок пошли.
Что в Томторе, что в Попигае и японцы и китайцы просто обомлели, когда я с ними заговорил на их языке. Правда, китайский у меня пока не очень, не сравнить с японским, на котором я говорю уже достаточно уверенно, за что спасибо Аю и большой языковой практике, полученной во время общения с японскими Кланами, но мой не самый лучший китайский был подкреплён деньгами. Да, двумя мешками китайских денег, которые мы собрали во время военных действий в Маньчжурии. Когда я озвучил китайцам, сколько денег они уже заработали, и сколько получат по окончанию сезонной работы, то только конченный пессимист, глядя на их лица и не характерно круглые глаза, смог бы сказать, что мой китайский не идеален. Все всё влёт поняли и прониклись гладкостью и совершенством моего слога. Достаточно было показать мешки с деньгами, которые отнесли в кассу и начали выдавать прежде, чем я успел озвучить финальный тезис о международной дружбе и светлом будущем.
Как мне сказали, такое жалование у них положено офицерам. Пусть не самым великим, в переводе на наши звания, что-то вроде штабс — капитана, но солдаты получали в разы меньше. И в очень ощутимые разы. Так что первая же выдача зарплаты (военнопленным!), что в Попигае, что в Томторе произвела эффект разорвавшейся бомбы! Китайцы, получившие живые деньги, ходили как именинники, словно каждого из них только что произвели в офицеры. И все вдруг стали очень важные и многозначительные.
Их важность, по меркам Китая, вполне оправдана. Живут они не хуже, чем офицеры: — по шестеро во вполне приличной комнате, а душ и тёплый туалет есть на каждые две такие комнаты. Плюсом идут три комплекта одежды и две пары обуви. Им даже полотенца и постельное бельё раз в неделю сменные выдают. Откуда такое барство, да на вечной мерзлоте? Тут всё очень просто. Под жильё выделены обычные быстровозводимые общаги для военных строителей, а тепло и горячая вода поступают от дизельных генераторов, работающих на нужды производства. Тех же стержневых и шаровых мельниц, первоначально обогащающих сырьё.
Японцы, вместо денег, получили выписки из Имперского банка и тоже два мешка. В них были письма от родных. Жёны и родители им наверняка напишут, что теперь их семьи живут на получаемую ими зарплату, которая приходит на лицевые счета Имперского банка Японии по первым числам каждого месяца.
А ещё со мной тогда прилетели два японца из Маленького Токио. Так стали называть теперь посёлок, в котором у меня живут мастера и работники с подаренного князем Белозёрским японского радиозавода. Пришлось ввести такое название, когда несколько раз подряд произошла путаница с адресами.
Прилетевшие со мной японцы были братьями — близнецами. Обоим уже лет под тридцать пять, а то и под сорок. Дотошно уточнять я не стал, так как уже примерно научился определять возраст этой нации. Дело было в другом. Они оба — заядлые рыболовы. Причём, рыбачили они с самого детства в горных реках. И вот с этой парочкой смурных работников я как-то раз разговорился, желая отточить свой японский на интересной для меня теме — рыбалке. Оказалось, их вовсе не ностальгия мучает, а простое желание порыбачить так, как они привыкли и умеют. Наши реки, с их спокойным равнинным течением, японцам казались мёртвыми.