А когда нашей команде по жребию выпало первым дежурить у костра, я только обречённо вздохнул: «Дежурство так дежурство. Лучше уж сразу отмучиться, чем потом посередине ночи просыпаться». И когда все остальные разбрелись по своим палаткам, мы остались втроём: костёр, Лиз и я.
Говорить ни о чём не хотелось, двигаться лишний раз тоже. По молчаливому соглашению подкидывали хворост в костёр по очереди, а все остальное время просто сидели и молча смотрели на огонь. Языки пламени то вздымались высоко вверх, то припадали к самым углям.
Невероятное чувство единения с напарником и природой охватило меня. Бывают такие необъяснимые моменты, когда ты чувствуешь себя глупо по-детски счастливым без всякого на то повода. Вот такой момент я и испытал сидя ночью с Лизом у костра.
Очарование ночной тишины разрушило недовольное восклицание Лиза:
— Хватит мечтать, наше время давно вышло. Иди и буди следующую пару дежурных.
Да, умеет мой напарник настроение испортить, определенно умеет.
Растолкав похрапывающих сменщиков, я залез в нашу палатку, замотался в тонюсенькое одеяло и уснул едва ли не раньше, чем голова коснулась тощего валика, заменившего мне подушку. Пробуждение было безрадостным: рядом копошился Лиз, и, громко ругаясь, пытался выпутаться из сковавшего его одеяла, а где-то совсем рядом во всю глотку разорялся Бартобас Норберт, обнаружив, что дежурные бессовестно заснули, и костёр практически затух.
Тяжело вздохнул, выбрался из-под одеяла и выполз наружу. Солнышко приветливо подмигивало, птички чирикали, только бездарно суетившиеся разумные всю красоту этого чудесного утра напрочь убивали. Возникший словно бы ниоткуда рядом Лиз сунул мне в руки чашку с подгоревшей кашей (руки бы вырвал этим чудо поварам — такую кашу испортили!) и кружку с чаем.
Мы не спеша перекусили и стали собирать вещи, поскольку профессор, наконец-то изволивший проснуться, громогласно объявил, что в академию возвращаемся ровно через два часа. Но сборы затянулись почти до самого обеда. Снять и сложить палатки для многих оказалось непосильной задачей. Да и вещи почему-то обратно в рюкзак упорно вмещаться не хотели. В итоге последние пару часов мы с Лизом молча сидели со своими рюкзаками на коряге у затухавшего костра и наблюдали за суматохой, царившей в сворачиваемом лагере.
Когда последний рюкзак оказался плотно утрамбован, Августин Мартиллиусс установил переносной портал посередине опустевшей поляны и стал медленно вводить на панели настроек координаты академии. О том, что что-то пошло не по плану, я понял, когда рядом с медленно открывавшийся рамкой переносного портала вдруг возникла ещё одна, в которую меня тут же неумолимо начало затягивать. Попытался уцепиться хоть за что-нибудь, но чахлые кустики не смогли противостоять неведомой силе, и вместо того, чтобы хоть немного замедлить моё движение, они тут же вырвались из земли с корнем.
И уже проваливаясь в мерцающую воронку стихийного портала, я почувствовал, как мне в предплечье намертво вцепились чьи-то сильные пальцы. Так мы из портала и вывалились: я с выдранными кустами в руках, и Лиз едва ли не верхом на мне. Осторожно оглядевшись, ловушек и явной опасности вблизи не заметил. Но расслабляться раньше времени не стоило. Кто знает, куда нас занесло?
Дорогие читатели!
Буду благодарна, если вы поддержите книгу, добавив ее в библиотеку и поставив ей звездочку.
Жду так же ваши комментарии, на которые с удовольствием отвечу.
Приятного прочтения!
6. Хортфинский лес и проблемы выживания.
— Где это мы? — спросил я толи самого себя, то ли Лиза, продолжая изумленно озираться вокруг.
Мощные стволы деревьев, покрытые мягким фиолетовым мхом, и густо переплетённые кроны, через которые почти не проникал дневной свет, наводили на мысль, что это совсем не тот «обычный лес средней полосы», где мы недавно были. Слишком уж зловещим и дремучим этот лес выглядел.
— Хортфинский лес, — едва слышно выдохнул Лиз.
Я буквально похолодел от ужаса. Хортфинский лес — самое жуткое место западного континента. Здесь даже самый безобидный кустик вроде того, что я машинально продолжал в руке сжимать, может смертельно опасным оказаться. А про животных вообще говорить нечего — одни сплошные монстры.