как одеты странно горожане:
каждого глазами провожает.
— Почему же на меня никто не смотрит,
по другому я одет, походно? —
удивляется детина богатырска,
а от вони уж не дышит носопырка!
И не знал богатырь, не ведал,
что он «дурак-театрал» пообедал
и с кафе идёт в свою театру, —
так прохожие думали. Обратно
захотелось в прошлое вояке,
страшно ему стало, чуть не плакал.
Машины, дома, вертолёты,
ни изб, ни коней, ни пехоты!
Лишь одна бабуля рот раскрыла:
— Чи Иван? А я тебя забыла!
Плюнул богатырь и провалился,
белый свет в глазищах обострился,
засосало воеводушку куда-то.
Родные его рыскали по хатам,
не найдя, вздохнули облегчённо:
— Кончился век богатырский, почёстным
пирам даёшь начало!
Только жалобно Настасья кричала.
Да кто ж её, Настасью, будет слушать?
Народ брагу пил, мёд кушал.
Вдаль глядящими глазами,
внутрь сидящими сердцами,
смотрят богатыри в небо.
Что там, враг или стебель
колыхнулся от ветра?
А вокруг бед то:
беда налево, беда направо,
беда позади, из-под ног и прямо,
от потравы подохли кони
(вражина шпионит).
— Сила, сила, сила,
сила така не всесильна!
Был бы я выше ростом,
как башня матросска,
тогда я б над врагами склонился
и как мух прихлопнул, не поленился!
Вот тогда бы я был, как Батый!
(слух такой о Батые ходил)
Хорошо что ты не Батый, сынок,
хорошо что ты богатырь и смог
за родную мать постоять!
И отец гордится: «Сына не взять!»
А на небе туча-предтеча.
Слушали б вы мои речи
и на врага шли смело!
А я подвиги ваши набело
новой краской перекрашу.
Знай, что ли, наших.
— Вы направо, воины, не ходите,
там лес плохой,
леший и водяной.
Прямо тоже не суйтесь,
там самый шумный
монгол кочует,
ваш дух уж чует!
Езжайте, братцы, налево,
там жёны верны,
дворы и хаты,
коровы, козы, ребята.
Задумались бравые:
— Мож, каменюга и правая?
Налево, оно вернее.
Направо смерть виднеет.
Видать, одна нам дорога — прямо!
— Ух, Иваны упрямы! —
пыхтит булыжник
(а кони пыжат,
летят вперёд)
Монгол вас враз приберёт!
Но кто монгола боялся,
тот дома всегда оставался.
А наши привыкли пужаться
лишь лешего с водяным. Да, братцы?
Ой, богатырь суздальский,
ой да, сокол ты ясный!
— Не сокол, а медведь.
Да всё равно. Не напрасно
ездил ты на охоту,
вон «языка» какого славного справил!
— Сдохнет, пока до дому доставит.
А сдохнет, так за другим отправят
и на пир почёстный посадят!
— Вина нажрётся, никуда не поедет.
Ну водою окатят
и на кобылу посадят.
— Да не кобыла это, а конь.
А ты что, рассматривал?
Ничего, яичко по голове покатают —
порчу снимут, отправят
в поход далёкий!
— Во лес глубокий
к Соловью разбойнику прямо.
Ай, с Соловьями
привыкли мы расправляться:
в прошлом году столько
их наловили силками!
Королей не хватило,
которым их продавали,
чтоб во дворцах пели трели.
— Что-то мы с тобой не туда залетели.
Ах, да!
Ой да, богатырь ты суздальский,
да сколько ж в те силы!
— Да уж, красивый,
смотри и тебя под себя подомнёт.
Ну и пущай себе подомнёт:
подправит плохонький род.
Илья Муромец большой богатырь,
его боится сам хан Батый,
его пугается вся округа,
дети, родня, подруга
и даже любима жена.
Вот такой у нас Илья,
он весь в походах,
он в воеводах
над всеми богатырями,
у него папа с мамой
живут в почёте.
— А батя Илюшеньку ещё и сечёте.
Илья Муромец богатырь видный.
— Его за версту ни с кем не перепутаешь.
Завидно?
У него рука, как две в обхвате:
как ухватит
врага за горло!
— Довольно,
расскажи-ка лучше,
как он бочку вина выпивает,
а потом кур по дворам стреляет.