Выбрать главу

Кто эти люди? Откуда их завезли сюда?

Почему тридцать тысяч человек на киевском Майдане российской как бы оппозицией воспринимаются как соратники, а тридцать тысяч человек, вышедших на митинг в Севастополе – как противники? Это не титушки, вы же видите – это люди, просящие о помощи на вашем же языке.

Наши «властители дум» отказывают этим людям в пассионарности, силе воле, красоте, честности – и наделяют этими правами исключительно собравшихся в Киеве.

Это же нечестно. Это, в конце концов, не демократично – вы же демократы?

Это, более того, даже подло.

Российская либеральная интеллигенция могла бы хотя бы высказаться с нотой протеста: мол, украинские братья по оружию, что там такое происходит, давайте не будем перегибать палку…

Но они даже не смолчали – большинство из них выступило «за»! И нашли для этого аргументы!

Давайте, читатель, предположим сегодня, 24 февраля 2014 года, что завтра новая украинская власть решит силовым методом решить ситуацию в Одессе или Керчи. Вопрос на засыпку: на чьей стороне в случае противостояния выступят российские либералы или российские идейные коллеги «Правого сектора»?

Ответ не нужен в силу очевидности – они выступят против «сепаратистов».

Вся эта как бы оппозиция и как бы интеллигенция отстаивает не русский народ и не русский язык – а свои ценности. Для них либеральные ценности (так, как они их понимают) или националистические ценности (как они их с трудом понимают) – важнее ценностей собственно русских. Подобная оппозиция аналогов в мире не имеет.

Действуя в этом направлении, наши герои достигают удивительных глубин и высот демагогии.

Особенно мне понравилось объяснение одного либерального публициста, который попытался объяснить смысл употребление слов «москали» и «жидовня» в речи известного украинского политика.

«“Москаль” в данном контексте – это русский имперец, который лезет во все щели, куда его не приглашают. А “жидовня” – это тот, кто не гнушается обманом иноверцев и инородцев, презирает их, ставит барыш выше чести», – пояснил либеральный публицист, кстати сказать, при иных обстоятельствах – ну, то есть, в случае незапланированной встречи с бандеровцами – имевший шансы угодить под оба эти определения.

Но он решил, что раз он не занимается обманом инородцев и имперцем не является – значит, это не по его части.

И что нам со всем этим делать? Кого позвать? Доктора?

В России минимальны шансы выбить прочь околовластное стопудовое ворьё, сидящее у нас на шее, вовсе не по той причине, что народ – раб, а по той причине, что вы, господа – пришельцы. Вас сюда с Луны завезли.

Кто бы вас обратно увёз теперь! Мы бы тут всё сделали без вас, а потом обратно пригласили бы. Построили бы вам министерство толерантности и психиатрии, и вы бы им тихо управляли, в накрахмаленных смирительных рубашках.

Ну, что вам стоит?

Часть вторая. Весна в Крыму

* * *

«О светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами дивишь ты: озёрами многими, дивишь ты реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, боярами честными, вельможами многими, – всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!»

Написано во Владимире примерно в 1240 году. «Слово о погибели Русской земли». Государственности лет триста – а какое уже устоявшееся чувство Родины.

На передовицу Александра Проханова похоже немножко, да?

Последнее время, шаг за шагом, пытаются русскую историю подкоротить, лет эдак на пятьсот. Чтоб всё с тем же острым чувством говорить про «молодой народ» и «молодую литературу», и всё такое прочее.

Не верьте, здесь и восемьсот лет назад жили такие же люди, как мы. На фоне просвещённой Европы, со своими повадками, со своим патриотическим угаром и странным чувством к вельможам. И с отличным литературным слогом, вот что ещё надо отметить.

Единственно что: тогда, возможно, ещё не знали, что погибель земли Русской – это её обычное состояние. Она всегда погибает. Надо уже к этому привыкнуть за тысячу лет.

* * *

«Историю России с древнейших времён» С.М. Соловьёва сегодня читают (и переиздают) гораздо реже, чем Карамзина или Иловайского.

Никогда не встречал сравнительного анализа объёмных трудов наших классических историков, хотя тут есть о чём поговорить.

Соловьёв сложнее, чем многие его коллеги, он во всяком событии как бы внутри, и не стремится воспарить и непрестанно сверху всё это озирать: он носится посыльным туда и сюда, подслушивает доклады монархам, собирает всякие вельможные сплетни, пересказывает разговоры при дворе, рисует мелкой кистью, щедро насыпает персонажей – неподготовленный человек сразу пугается сонма фамилий и дат и бросает чтение.