Выбрать главу

   - Правда?

   Он понял ее улыбку и поспешно поправился:

   - Я не в том смысле! То есть, и в том тоже. Но вот... мне показалось, что мне передалось от тебя что-то такое... Не знаю даже. Просто сегодня я разговаривал с Андерсен и вдруг заговорил о таком, о чем не знал.

   - Эрика-тян мне рассказывала, - кивнула Кимико. - Ты очень метко ее срезал. Она не привыкла к тому, что кто-то умеет видеть сквозь ее защитную раскраску.

   - В том-то и дело, - молодой человек постучал по спинке скамьи пальцами. - Сам бы я никогда ее так не затормозил. Даже несмотря на наше красочное знакомство. Так могла бы сделать ты.

   - И ты решил, что?..

   - Да. Что мне передалась как бы часть тебя. И дело не только в том, что было за обедом. Сегодня на тренировке мне сказали, что я вдруг стал вдвое выносливее и быстрее. Тоже ни с того ни с сего.

   - Но ведь это же хорошо.

   Инори аккуратно присела на скамью. Учики неловко последовал за ней.

   - Конечно, хорошо. Просто... странно как-то.

   - Всегда ты обо всем беспокоишься, Чики-кун. Наверное, за это ты мне и понравился.

   Чувствуя, как из-за ворота вот-вот пойдет пар смущения, Отоко смущенно кашлянул в кулак. А Инори, положив на колени целомудренно сцепленные в замок руки и не глядя на юношу, спросила вдруг:

   - Скажи, Чики-кун, а за что я тебе понравилась? Ну, когда ты в первый раз подумал обо мне... так?

   Отоко растерялся. Вопрос был неожиданным, и найти ответ сразу не получалось. Он задумался, пытаясь вспомнить тот день и час, когда впервые понял, что влюблен. Однако знаменательная дата все никак не вспоминалась. Он помнил, как любовался ей в школе в Токио, как думал о ней, сидя за столом и делая уроки, как представлял ее себе везде и всюду... Но когда это началось? Нет, не получалось вспомнить.

   - Мне просто любопытно, - сказала Кимико, прерывая затянувшееся молчание. Девушка смотрела на юношу и улыбалась. - Все-таки это очень интересно - узнать, за что тебя любят.

   - Наверное... - Учики все еще мучительно пытался вспомнить.

   - Во мне все-таки не так уж много от полноценной личности. Поэтому любопытно, что тебя привлекло в самом начале.

   Юношу словно шлепнули мокрой тряпкой по затылку. Стало холодно и немного страшно. Вот, оказывается, в чем было дело. Инори снова закопалась в болезненный самоанализ. Прямо как вчера, когда призналась в своем весьма странном медицинском диагнозе. Внутри у Отоко ворохнулась прохладная легкость. Он резко придвинулся к Кимико и положил руку ей на плечо. Девушка сразу же склонила голову к его ладони и коснулась ее щекой.

   - Кимико, опять ты о всяких глупостях, - сказал юноша и посмотрел на Инори сверху вниз. - Перестань.

   Кимико посмотрела на него, не поднимая головы. Вид ее изогнутой шеи и какого-то беспомощного лица в столь неловкой позе был так прекрасен, что у юноши защемило сердце. Ведь когда-то он не мог даже мечтать о том, чтобы вот так сидеть с ней рядом, разговаривать. Да он вообще не представлял себе, как может существовать в одном мире с такой девушкой! Он же откровенно презирал себя в сравнении с ней.

   Внезапное и ошеломляющее осознание собственного комплекса неполноценности на миг затмило для молодого человека все. Только спустя несколько секунд он понял, что не один терзается сомнениями в себе. И всегда терзался. Девочка-солнце, девочка-видение. Девочка-мечта... Кимико Инори, подгоняемая болезненными мыслями в голове, тоже никак не могла найти стержень внутри себя. Тот стержень, который только начал коваться в душе Учики. И ей, слабой женщине. требовалась поддержка.

   Как странно было понимать эти вещи. Как странно было неожиданно увидеть в Кимико совсем не ту девушку, что демонстрировалась каждый день окружающим. Но эта другая, пока еще непонятная, не была для Учики чужой. Ведь все еще только начиналось.

   - Я ведь уже говорил тебе, - произнес юноша. - То, что ты мне рассказала о себе - неправда. Ты не пустая и не сумасшедшая. Тебе просто трудно. Тяжело. Как мне, наверное.

   - Как тебе?

   - Ну да. Я ведь тоже всегда считал себя неправильным. Помнишь ведь, какой я был зажатый и безвольный. До сих пор вот мямлю постоянно... Но потом я понял, что дело-то все во мне самом. И теперь я меняюсь. И все благодаря тебе.

   - Мне?

   Кимико убрала лицо от его руки. Учики машинально коснулся пальцами длинной пряди ее черных волос, не отпуская. Девушка продолжала смотреть на Учики, склонив голову.

   - Да, тебе. Если бы не ты, я бы никогда не решился что-то в себе менять. Так что это ты придаешь мне силы.

   - Надо же... - она выпрямилась, ласковым жестом высвобождая волосы. Ее крохотная ладошка легла на запястье Отоко и нежно сжала его. - А я ведь полагаюсь на тебя. Мне действительно... тяжело все время справляться в одиночку. Не знаю, как бы я выдержала без тебя последние полгода. Ты очень хороший, Чики-кун.

   От последней фразы захотелось улыбнуться.

   - Получается, мы оба полагаемся друг на друга.

   - Получается, что да. Но тогда возникает вопрос, Чики-кун.

   Кимико поднялась со скамьи и мимолетным движением отряхнула юбку. Пока Учики поднимался следом за ней, девушка вышла на аккуратную дорожку, ведущую вглубь парка. Там, обернувшись, Инори и продолжила:

   - А что, если все это - часть нашей сути?

   - О чем ты? - Отоко вышел на дорожку и остановился рядом с возлюбленной.

   - А вдруг наши с тобой... отношения появились так же, как появилось твое понимание Эрики-тян сегодня? Вдруг мы так хорошо влияем друг на друга потому, что так надо для нашей силы Наследников. Я ведь начала ходить на спецкурсы, и там увидела такое... Мы же не понимаем сами себя, Чики-кун.

   Юноша слушал любимую и понимал, что в чем-то она права. Но думать и разбираться во всем происходящем не хотелось. Не сейчас. Не тогда, когда рядом та, кого любишь безо всяких подоплек.

   - Кимико, - сказал он. - А давай подумаем об этом завтра. Мне слишком хорошо.

   - Надо же, - улыбнулась она. - Я подумала о том же самом.

   Девушка отступила еще на шаг и приглашающе махнула рукой.

   - Пойдем погуляем.

   И столько невинного обещания было в ее лице, в жесте, во всем ее облике, что Отоко в очередной раз растаял. Они снова взялись за руки и пошли вглубь безбрежного зеленого океана, над которым сгущались волны сумерек. Впереди юношу и девушку ждало неизвестное, но непременно прекрасное будущее. По крайней мере, обоим хотелось в это верить.

   В это же самое время Эрика Андерсен уже набирала текстовое сообщение, которое отправила минутой позже на номер Учики.

    Рейс 1942 "Сиэтл-Триполи"

   Мегуми Канзаки за последние месяцы налеталась самолетами столько, что хватило бы, пожалуй, на всю оставшуюся жизнь. Однако у Сэма Ватанабэ имелись совершенно иные планы на остаток недели, нежели держаться поближе к земле. Едва приземлившись после побега на вертолете из самого центра Сиэтла, неугомонный толстяк отдал пилота в руки подоспевших коллег и заявил, что нужно срочно убираться из города. Восьмой отдел, сработавший весьма оперативно, помог агенту-одиночке в экстренной ситуации, и уже через несколько часов из аэропорта на комфортном лайнере отправились в путешествие специалист по ирригационным системам, его супруга и помощница. Легенда была не самая надежная, но на скорую руку выбирать не приходилось.

   И вот она сидела с роскошном первом классе, не наблюдая в салоне никого, кроме спящего с салфеткой на лице старика. А еще - Сэма Ватанабэ, который творил настоящие непотребства. С заботливостью старой нянечки он ежеминутно поправлял подушку под головой Кэтрин Винтерс и то и дело порывался схватить что-нибудь с передвижного столика, полного напитков и закусок. Несчастная Кэтрин, измученной тряпочкой лежавшая на сиденье с откинутой спинкой, лишь останавливала Ватанабэ слабым движением руки. А тот суетился, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Впервые за все свое не слишком долгое знакомства с этим наглым толстяком Мегуми видела его настолько смущенным. Но не только Ватанабэ испытывал неловкость, которую не удавалось скрыть. Канзаки, будто утягиваемая какой-то неведомой силой, села на кресло в соседнем ряду, стараясь подальше отстраниться от спутников. Почему - девушка и сама не понимала. Но подспудная необъяснимая горечь, появившаяся тогда, на крыше, кололась изнутри как больная печень.