ведро, полное воды, и с глухим стуком ушло на дно колодца
обмяк, испустив дух. Но какому божеству понадобилась его
душа?
Душа! Душа! - чей-то вопль раздался, смешанный с хохотом, когда Мухаммеду с пятого небесного круга открылся ад, и круча горная, как будто на земле - не на небе, и спуск в геенну адову по узким тропкам.
А там, где ад... - будто не кричавшего душа испытывала муки. Голос очень знакомый, грубый, с хрипотцой - это ж Абу-Лахаб! Неужто голос дяди услышал? А вот и сам: от злобы тело вздулось! И души - вложено кем-то знание в Мухаммеда - погубленных дочерей! грудь женская! капает с сосков не молоко, которою не вскормлены, а кровь! Вот и мать дочерей своих Умм-Джамиль! Но в чём моя вина?! И проклинает мужа.
Вспомнилось земное. Однажды...
случилось задолго до хиджры, были живы и Абу-Талиб, и
Хадиджа. Мухаммед услышал спор своих дядей.
- Душа!.. Душа!.. - захохотал Абу-Лахаб. - Христиане
придумали! А еще прежде - иудеи и персы! Кто видел душу? На
что похожа? Сколько весит? Я должен увидеть и оценить!
А уж услышаны в кругах небесных, откуда виден ад, и вопль, и вскрики, и проклятья:
- О, худшее жилище! - Запомнил от меня услышанное! - Рёв адского огня не перекричать! Эй, кто ты? Господь! Аллах! Спаси! Искры точно жёлтые верблюды! Пить!.. - задохнулся в кипящем, булькающем гное.
Я говорил глумящимся: в геенне сгорите! пить вам из источника кипящего! А вы, лицемеры и фарисеи, кричали: "Вздор! Неправда!"
В ад переместилась будто Мекка, полная зависти и злоязычья, алчности неуёмной, - чревоугодники, сладострастники!..
Сойти с тропы, ведущей вниз! "Я здесь! - услышал Джебраила. - А ты держись, чтобы с лестницы не пасть".
Новые головы в кипящем вареве: Абу-Джахл! Валид! красавица Хинда, жена Абу-Суфьяна, - грозилась в трупе верблюда его похоронить! Взгляд сверкнул Абу-Суфьяна из-под густых бровей, тянется к нему рука жены: "Спаси!" Кто б самому помог! Исчезли, захлебнувшись. И Хинды зов, мольба - удивлён чувству жалости, растаял гнев: ведь родичи они, к единому восходят предку - могучему Аднану! И Хинда...
- То не тела их видны, на земле истлели, - подсказка Джебраила, - а души, нет смерти им, хотели б умереть, не могут!
Смыто сострадание страстей земных живою кровью: "Будь проклят!" - крик Хинды. Но проклят ею кто?
Нутро Хамзы, клянусь богинями Каабы, я разорву! И
съем живьём его кровоточащую тёплую печень!
Абу-Суфьян затевает новый поход и, сколотив наспех
отряд... - то его голос, обращённый к всадникам, коих
поведёт в бой, земной, услышанный Мухаммедом на небе: Нет,
не корысти ради - начало популярного призыва тогда, и на
времена последующие - идём войной против Мухаммеда! И
двинулся с отрядом в четыре сотни воинов к горе Сайб, вошёл
в сговор с арабами-иудеями бану-надир, совершил набег на
ал-Урайд, разорил поселение, поджёг пальмы и посевы.
... Воины Мухаммеда, готовые к походу, выстроились на
площади Йатриба, чернели кольчуги, блистали острия
копий, ряды лучников с колчанами, набитыми стрелами,
но тут произошло непредвиденное - Айша!..*
______________
* Наконец-то! - возникло б непременно восклицание читателя, чьё нетерпение - мол, когда появится Айша? - не раз пробивалось на полях рукописи. Ибн Гасан не упустил бы возможности немедленно откликнуться: Радоваться рано! Ибо ему ведомо нечто такое, что... - но пока умолчит, лишь заметив: Всему своё время!
100. Невыносима боль земных страстей
Айша преградила путь Мухаммеду: - И я с вами! - в глазах
мольба; и свирепость от неслыханной её выходки - посмела
остановить Мухаммеда! - сошла с его лица, не исчезнув,
однако, о чём говорили сдвинутые брови.
Но прежде надобно сказать (пора, и время подоспело):
молился Мухаммед, и пред глазами - Хадиджа.
"О Хадиджа!" - вздохнул, завершая молитву, и вдруг
Айша с обидой: "Ты часто произносишь её имя!"
И назвала Хадиджу беззубой старой женщиной.
- Запомни: её никто не сможет заменить мне!
- А я?
- О, великая наивность!
- Но ты говорил... - Мухаммед ласково сказал ей однажды:
Моя несравненная!
- ...И все вы вместе, мои жёны, её не замените!
Растерялась: - Зачем тогда тебе я? Ночи проводить?
- Ты возгордилась, Айша, а гордыня - величайший грех!
Как соты - тайнопись, не подступиться к ним, и пересуды точно рой пчелиный: кого-то жалят, но кому-то - всласть. И сплетни... - когда? о ком? распущены кем?
Но разве завершилось пребывание Мухаммеда в небе Исы?
Засилие земных страстей в нём?
И Айша просится на войну: признание вины за выпад против Хадиджи?
А на возвратном пути...
(99) Тут нечто авторское в форме восклицаний: О, параллельность земной и небесной частей, графически показанная! Возвраты из настоящего в будущее, которое уже прошлое, и в прошлое, которое настоящее, сиюминутное?! [А сбоку чужой рукой: Не жди подмоги ниоткуда - надейся на себя.]
Мухаммед обиделся, а утром, уходя, промолвил:
- Увы, умерших место пусто навсегда.
Не успел Мухаммед выйти к войску - жест раскаяния Айши.
Вынесли её паланкин, она в него воссела, задёрнули
занавески, четыре раба подняли его и укрепили на спине
верблюда, меж двух горбов.
...Короткая стычка: разве могли каменные и деревянные
изваяния, названные богами, одолеть Единого Бога, Который
благоволит к Мухаммеду?
И отряд Абу-Суфьяна, предчувствуя поражение, к тому ж
услышано было: Прощайся с жизнью! - бежал, бросив, чтоб
груз не обременял, мешки с мучным пропитанием севик - это
высушенные, жареные, из пшеничной или ячменной крупы,
шарики, медовые или финиковые, долго не портятся, сохраняя
вкус. И Мухаммед съел горсть, не пробовал давно вкусной
еды, даже ячменного хлеба вкус забыл. Вспомнил, как удивил
йатрибцев, когда они в его честь зарезали ягнёнка.
Мухаммед, не притрагиваясь к еде и недоумённо глядя на
угощение, признался, что не видел никогда целиком
зажаренного ягнёнка. И заметил: "Худший сосуд, который
человек наполняет жадно, - его собственное чрево! А сыну
Адама для поддержания сил достаточно малой пищи: треть
чрева для еды, треть для питья, треть для лёгкости
дыхания".
...А войну прозвали Севикской.
Битва без сражения! Такая редкость в наши времена!
Но времена какие - те иль эти? И голос чей? И сказанный кому и кем в кругах земных услышан?.. Нет, то не на земле - в кругах небесных!
В пределах чьих? Мусы?
Но, кажется, Мухаммед уже ступил в пространства, где Иса, и разговор их, пока он там, не прерывался?..
И голос: - Кровь не пролита?!
Нет, не услышан, хотя они и рядом: и тот, кто молвит, и кому внимать. Не слышит, ибо оглушён биением в висках горячей крови.
Ахнул Иса при виде Мухаммеда: бледное чело, в глазах... - неведомо такое в высях: - Очнись! О чём ты?! - Мол, не пристало избранным пророкам в земную суетность ввергаться.
- Легко сказать и укорить легко, когда глядишь с небес!
- Невыносима боль земных страстей?
- В себе её попробуй подавить!
А на пути возвратном,
(100) Нежданная, прервав повествование, возникла тушью чёрной запись:
Отсутствует f i n a l ! Именно это слово, отмечает Ибн Гасан, и было в тексте, написанное латинскими буквами (значит, оригинал - латинский?).
101. Срезаемые стебельки
- ...Потом в ал-Кудре - но кто внимает Мухаммеду? - совершил поход на бану-кайнука.
Дабы изгнать из Йатриба иудеев?
Но лишь бану-кайнука! Доселе был с ними мир, но возжаждали они поражения моего в Бадре!
Изгнание в ответ на их вероломство?
Ушли, позапрятались в своих крепостях, когда вернулись мы победителями, и никто не вышел поздравить нас - траур лёг на их чело! И молвили, дабы подразнить, для передачи мне, и дерзостная угроза была в их словах: "Эй, Мухаммед! Не обольщайся тем, что случилось у тебя, ибо ты одолел людей, не искушённых в войне, а мы - дети войны, если вздумаешь сразиться с нами, познаешь горечь поражения!" И мечами кичились: мол, у тебя лишь Зульфикар, Обладатель позвонков (достался мне в битве при Бадре, и я добавил: да, вражьи позвонки срезать, точно стебельки трав!), а у нас таких мечей не счесть, - и вызвали, забыв про красное и чёрное, гнев у вспыльчивых моих мусульман.