Ерунда, наверное. Особенно по сравнению с тем, что делают Саня и другие ребята из «Ночлежки»: в августе им наконец-то удалось открыть консультационный центр для бездомных в Москве, и в другой жизни я бы попыталась стать частью команды. Но не после Марта. И не после травли в соцсетях. Все, что я могу здесь, в Коммунаре, – убаюкать свою совесть, подписавшись на ежемесячные пожертвования фонду и продавая одежду. В общем:
– Просто так. Я не знаю. Хочу помочь им, и все.
Нам навстречу спешит знакомая девчонка в свитере с оленями. К груди она прижимает небольшой целлофановый сверток. Никаких Фаин, по крайней мере, не сегодня.
– Привет, Джон! – Он отвечает слабой улыбкой. – Вот. Это все, что мне родители разрешили взять. А прийти может кто угодно или только те, которые сдавали?
– Кто угодно. – Нужно будет уточнить это в новом объявлении.
– А что почем?
– Юль, давай позже, а, – морщится Джон и тянет меня за руку – надеется успеть покурить, но я мягко высвобождаю локоть. Ему хорошо, он будущее меняет, а у меня чуть меньше вариантов.
– От ста рублей, – говорю, – максимум пятьсот. Если будут еще вопросы, пиши мне, ладно?
На том и расходимся. Мы с Джоном оказываемся на улице и сворачиваем в курилку. На заброшку со спортзалом я стараюсь не смотреть.
– Я подумал и решил тебе помочь. С твоей распродажей. – Готова рассыпаться в благодарностях, но, когда договаривает, быстро прячу лицо. – Я все сделаю. Деньги будут.
– Перепишешь будущее?
– Если что, это довольно опасно.
Он закуривает и тянет дым молча, что на него вообще-то непохоже. Обиделся?
Пока разогревается айкос, я сую нос в Юлин сверток – там все розовое: китайский розовый, розово-лиловый, лососевый, розовый для Барби, танго, Мексика – и размером с мини-Олега.
– Ну хорошо, – не выдерживаю я. – Как? Как ты это делаешь?
Даже не смотрит. Сильно обиделся.
– Мне действительно интересно!
Помалкивает, курит и от злости, кажется, пахнет можжевельником еще сильнее.
– Хотя бы с покупками после занятий поможешь?
– Да, – говорит он. Бросает окурок себе под ноги и почти бегом возвращается в корпус.
– Где ты ее взял?
– Где-то, – отмахивается Джон. – Запрыгивай.
– Серьезно?
Продуктовая тележка выглядит так, словно в последний раз на ней перевозили слона. Хуже точно не станет, решаю я и забираюсь в нее с ногами.
– Только не гони! А-а-а! Не гони-и!
На нас все оглядываются. Наверняка думают, что мы пьяные или просто психи. Тележка скрипит, но терпит. Джон паркует ее возле прилавка с хозтоварами и подает мне руку.
– Нет, не могу, – пищу я. – Страшно.
– Я держу, вылезай.
– Она покатится, не могу!
Продавщица усердно притворяется, что не замечает нас, Джон хватает меня за талию и делает только хуже – перекидывает через плечо, словно товар. Я взвизгиваю – теперь мне реально неловко – и брыкаюсь, к прилавку подходят люди, еще немного, и кто-нибудь вызовет охрану.
– Дурак, – говорю я тихо, когда он наконец ставит меня на пол. За его плечом – высокий мужчина с лицом как на иконе, даже бородка такая же, а рядом – Савва из «Печатной». Савва поспешно отворачивается, поймав на себе мой взгляд. От его отца, резчика по дереву, невозможно отвести глаз. Ловлю себя на мысли, что, если бы он сказал мне все то же самое про магию и изменение будущего, я бы поверила. И еще отчего-то неловко перед самим Саввой. Хотя с чего бы?
Они покупают невероятных размеров мешок стирального порошка и расплачиваются. Перед тем как уйти, Савва почти незаметно кивает мне, но я не успеваю ответить тем же: отец и сын явно спешат.
– Знаешь Терпигорева? – цедит Джон. Только тогда я вспоминаю, зачем мы вообще сюда пришли, и достаю из заднего кармана джинсов сложенный вчетверо список покупок.
– Не особо. – Я вообще не сторонник того, чтобы болтать о людях за их спинами, а Савву и его «Печатную», единственный уголок города, в котором мне было хорошо, хочется оставить себе.
Пока мы упаковываем все, что я называю продавщице, в пакеты, Джон хранит молчание, но заметно, что слова копятся в нем и вот-вот найдут выход.
Это происходит, когда мы оставляем тележку и покупки переходят в руки Джона – он не позволяет мне ничего нести, а мне совесть не позволяет его тут бросить. Если бы не совесть, то вместо того, чтобы тащиться в гараж, я с радостью поехала бы домой.
– Долбаные сектанты, – не выдерживает Джон. – Воскресные чтения Библии. Половина города уже этой хуйней страдает, и всем срать.
– Страдает чтениями Библии вместо того, чтобы бухать, так?