Мы ведь тогда с первого дня заметили вашу компанию и мечтали познакомиться. Мы за вами ходили по пятам, запомнили весь ваш репертуар. «Сиреневый туман над нами проплывает» тогда я слышала впервые. Вы сидели тесно на длинной скамейке, пили вино и пели свои песни. И девушек было только две, а мужской состав пополнялся. И вот Татка «почти» познакомилась, поиграла в волейбол в парке с вашими мастерами. Я в душе ликовала, но стала кочевряжиться* «Зови кого хочешь, моего соизволения не требуется. У меня в голове не укладывается, как это можно — любя одного, флиртовать с кем попало».
Я жаждала поговорить с ней о любви, как в школьные годы, но Татка была уже не та. Она не хотела разговаривать всерьез, только дразнила: «Может, Галюня, в тебе еще не проснулась женщина?» Ну можно ли страшней унизить человека? «А может, уже засну-да?» — отвечала я басом. При этом мы обе курим паршивую «Приму» и пьем дешевое вино у нас под навесом. «Смешная ты у меня, Галюня». Татка лезет за виноградом и попутно целует меня в макушку «У тебя?!» В приступе уязвленного самолюбия я выпалила ей все, что накипело: как я ненавижу эти Гагры эти похотливые взгляды, этих сексуально озабоченных людишек, приезжающих сюда утешаться короткими романчиками, брать реванш за бездарно прожитую жизнь — вот как наши «любовнички», загорелые престарелые… Татка слушала меня, слушала, кивала как доктор пациенту. И поплелась со мной утром на медицинский «голый» пляж. Помните: «Никакой загар не спасает от ожога солнца»? С таким легким «сталинским» акцентом: «Повернемся на левый бок…» Под этот голос из динамика подруга моя заснула и обгорела…
А на другой день мы вообще решили уехать. В этот день Татьяна подралась на танцах. Какой-то местный атаман ее пригласил, она отказалась с ним танцевать, он в нее плюнул, она ему врезала по морде — и началось! Сразу погас свет, заглохла музыка, свист, крики, паника! Я ждала ее у колоннады, я танцульки эти презирала как высшее проявление женского неравенства. Как уж она вырвалась — не знаю. Вылезла из кустов вся ободранная, по рукам — кровь. Ей руки легонько порезали бритвой. Тамошняя шпана, мальчишки. А у колоннады стояла единственная машина, «Победа», и двое солидных мужчин отвезли нас наверх. «Все, все, все. Завтра утром идем за билетами. Домой, домой!» Как раз погода портилась, море штормило, ожидались дожди. Татьяна вся бледная, в шоке. Те мужики с «Победой» все языками цокали, обещали шпану наказать.
Утром выходим, чтобы ехать за билетами, а «Победа» стрит у нашей лесенки — не обойти. Спасители тут как тут, готовы нас везти хоть на вокзал, хоть в Адлер: «Только позавтракаем вместе, а можно в Сухуми поехать, обезьяний питомник посмотреть». Они вежливы, и мы — взаимно. Спускаемся к морвокзалу тянем время, любуемся волнами, и вдруг — о счастье! — на пустой террасе ресторана появляется вся ваша милая компания. Татьяна подлетает к первому попавшемуся, закрывает ему глаза руками и целует в обе щеки. «Какая встреча! Наши мальчики приехали! Теперь наши мальчики нас проводят!» — отшили мы спасителей со всей любезностью. Они передали нас из рук в руки, по-отечески пожурили: «Нельзя таких красавиц одних отпускать…» Я говорю: «Танька, идем за билетами». А она уже все забыла: «Зачем, куда? Ну и что, что плохая погода? Мы садимся играть в карты». Заявляется через сутки, усталая, сонная. Говорит: «Как ты думаешь, выходить мне замуж за Оську? Он мне сделал предложение. А мне Кушаков больше нравится, я еще подумаю». «Какой такой Оська? Какой Кушаков? Ты что, Татьяна, совсем рехнулась? А родители, а Вадик?» — провожу я воспитательную беседу, а она уже спит.
И тогда я пошла на почту и дозвонилась ее Вадику «Вылетай, говорю, сюда немедленно, наша общая подруга просто сбрендила. Если ты не приедешь, я не знаю, что делать, ее в горы умыкнут»: Напугала его так, что он прилетел. А Татьяна исчезла. И день ее нет и другой. Я даже адреса не знала, у кого они там играли в карты. И шли проливные дожди. Я таскалась одна по Старым Гаграм, от ущелья до вокзала, и никого ну никого: всех «диких» отдыхающих как ветром сдуло.
О, холод в Гаграх! Этот промозглый южный холод! Когда нигде ничем не согреешься. Вадим лежал в нашем каменном мешке под тремя одеялами и пил чачу. «Любовнички» сразу сбежали от плохой погоды. На море грохотал шторм. Зонтик у меня сломался, его вырывало из рук. Наконец я догадалась зайти на почту. Там лежала телеграмма, ее просто не доставили наверх по случаю плохой погоды. «Привет из Сухуми. Не волнуйся. Пока Фокина». Шутка такая телеграфная: «Пока тчк Фокина».
Вадим прочитал с кислой улыбкой и — никакой реакции.