— Ларс! Ларс! Собака-то где? Пап, а где твоя карета? Ты на чем приехал?
— На вилсапеде. — Андрей завел машину и с мужиком и с мальчиком выехал на проселок.
— Остановись, дядь! Димку-то забыли! А он ехал, как будто не слышит.
— Дмитрия бы надо подождать, останови.
— Дядь, ты что ль глухонемой? Тормозни!
А он будто не слышал. Отмеренное сыну наказание не распространялось на невинных браконьеров, и он спросил:
— Вам в Долгое?
— Нам в Долгое.
Выехали на шоссе, увидели машину с собакой за стеклом. Он остановился сзади на обочине. Рыбаки выскочили со всем уловом. Мальчик покрутил пальцем у виска, что, мол, дядя в уме повредился. Но они узнали Ларса и теперь не понимали, что делать: бежать ли за Димой, который там ищет собаку, так с ведрами не побежишь, или подождать у дороги, или спросить этого дядьку… Топтались у дороги и не могли принять решения. Мальчик побежал в сторону озера, отец пошел по дороге со всем уловом, потом вдруг что-то вспомнили, вернулись, стали обсуждать.
Андрей тоже медлил. Майя сказала:
— Мало ему еще! Помчались! Ты впереди, я за тобой!
Андрей отъехал, обогнул ее машину и снова встал на обочине. Она едва успела тронуться с места.
— Ну что? — Она видела, что ему как-то муторно, будто что-то забыл или недоделал.
— Галку бы надо забрать, — сказал он неуверенно, со знаком вопроса. — И мобильник у нее остался.
Майя успокаивала Ларса, он не любил резких рывков и остановок. Андрей вернулся в «Волгу». Она вся пропахла рыбой. На полу подыхали мелкие рыбешки. Он стал их выбрасывать, а заодно — весь хлам, что накопился за эти дни в машине. Лобовое стекло рябило черными точками от разбившихся насекомых. Он стал его вытирать.
Рыбаки все еще торчали у дороги, принимали решение. Мальчик опять побежал в сторону озера, а мужик устроился в тени под кустом.
Майя подошла к «Волге» с термосом и стаканчиками.
— Пусть Галя у матери побудет. Доберутся как-нибудь. — Села рядом с Андреем в машину, стала разливать остатки кофе. — Ну не молчи так. Ты чего ждешь? Ты еще не все ему сказал?
— Я ничего не сказал.
— Ну и правильно, он все равно слов не понимает. Можно подумать, что ты их так любишь, так любишь — жить без них не можешь!
— Я их ненавижу. — Но почему-то он не мог уехать, вот так схватить машину, и дело с концом.
— Значит, надо исключить их из своей жизни, совсем А то ведь так можно и спятить, Андрюшечка. — Майя взяла у него стаканчик, заглянула в глаза. — У тебя взгляд стал отрешенный…
— А кого включить? — он отвернулся.
— Ну Динка же у тебя была. Такую девушку прозевал, из-за какого-то… не скажу кого! Она ж шамаханская царица!
— Ага, персияночка.
— Ну и женился б. Народила бы тебе маленьких персиков. — У Майи появились материнские интонации. — В нашем возрасте, знаешь, любовь как-то обновляет.
— Да что ты говоришь? — И говорила она все не о том, не о том, что сейчас его мучило. Как все женщины — про любовь, лекарство от всего! — Я уже обновился. Ты ж не знаешь ничего! Динаре я зарплату платил, а потом она отказалась брать, и отношения стали двусмысленными, запутались окончательно…
— У тебя всегда так. Вот сейчас — чего ты хочешь? Дождаться его и перед ним еще извиниться? Ну подставь левую щеку… или — как там? Правую? Толстовец в третьем поколении.
— Ага, «людоед-толстовец». А собака там не задохнется? — Они оглянулись одновременно. — Чего я хочу? Я хочу ехать с тобой в одной машине и слушать твои умные речи. А то кто ж меня еще жить научит?
— Аа-а… Как я сразу не догадалась! Ты хочешь оставить ему машину? Ну оставь. Боюсь, твое великодушие никто не поймет.
— Им нужней. — Андрей опять завел «Волгу» широким зигзагом объехал свою машину и встал на пыльном пятачке, откуда начинался проселок к озеру. Хотел окликнуть рыбака, но тот заснул под кустом
Он вырвал листок из блокнота и стал писать записку. Написал только «Дима!» и задумался. Закрыл «Волгу», переместился в свою машину и вновь задумался. Майя вывела Ларса погулять.
Он написал: «Дима! Ты…»
Ларс сделал свое собачье дело и прыгнул в машину. Майе стало смешно смотреть на муки творчества.
— Напиши, что ты хочешь ехать с любимой женщиной и ее любимой собакой, а потому… Давай я напишу!
Она вырвала у него бумажку и скомкала. Взяла другой листок, пошла к «Волге» и размашисто написала всего три слова, но не те, что вы подумали. На отмытом лобовом стекле, прижатое «дворником», осталось ее послание: «Гуляй пока на воле!»
