— Не знаю, насколько поделом. Оставим справедливость наказаний на совести судей. Мне кажется, не числилось за ним преступлений, которые окупались бы жизнью. Но мы уходим в сторону. Прости, если мои дальнейшие слова покажутся тебе слишком жестокими, но я хочу стать профессионалом, и иначе мне нельзя. Обычно те, кто попадает в костер, уже сильно изувечены, и огонь завершает уничтожение тела. Но один из последних несчастных, видно, сразу сознался, его почти не мучили, к тому же жар костра, похоже, мгновенно вызвал шок, смерть... доброхотам не интересно стало подкладывать хворост. Он медленно тлел... Я тогда еще взял его на примету.
Антонио с трудом заставлял себя слушать. Тошнота подкатывала к горлу. Не выносил вида физических страданий. Но время было такое: не уклонишься от присутствия на казни без очень уважительных причин. Иначе неминуемо попадешь в разряд соучастников или сочувствующих им. Даже отворачиваться от виселицы или огня не рекомендовалось. Одна отрада — научились палачи запихивать кляпы во рты осужденных. И то — не из-за стонов и воплей, а чтобы не слышать неистовых проклятий всем — от собратьев до короля. Но тут же появились и люди, недовольные тишиной, сопровождающей теперь казни, — особо ярые поборники чистоты и справедливости: пусть посильнее вопили бы в назидание потенциальным преступникам против веры и чужих кошельков. Но натурам чувствительным полегчало. Можно прикрыть глаза — и будто ничего не происходило. Коли б еще не запах горелого мяса...
Антонио налил в бокал лимонной воды и стал медленно пить ее маленькими глотками. Андрес продолжил:
— Я сегодня был там. Мышцы расклеваны птицами. Скелет почти чист и сух. Антонио, милый, я понимаю, что кража мертвецов не лучшее занятие для поэтов. Но мне некого больше просить. Один я не справлюсь. Если тебе что-либо потребуется, я тоже сделаю все возможное и невозможное. Понимаешь... мне кажется, такого случая больше не выпадет.
— Допустим. Но вдруг кто-то узнает про скелет? Как объясним его наличие дома?
Антонио пытался оттянуть время решения.
— Я подумал. Я посоветовался с профессором. Он не против. Сказал, что если получится, как задумано, он напишет документ: получил, мол, скелет из университета в Болонье, специально для меня.
— А Луиса? Если она сейчас... завтра увидит его.
— Тут уж ты придумай что-нибудь, отправь ее с садовником в Алькала на несколько дней! — с умоляющей настойчивостью говорил Андрес.
Антонио после некоторого раздумья позвал Луису:
— Луисита, — сказал он, — ночью мы будем заняты, поэтому не зови нас утром рано к завтраку.
— Хорошо, — ответила она и повернулась, чтобы выйти.
— Подожди, это не все. Завтрак оставь, а сама отправляйся с Микаэлом в Алькала. Проследи за перепланировкой им розария. И, самое главное — привези сюда гобелен из моей спальни. Неуютно здесь с пустыми стенами. Вот тебе деньги, — он отсчитал ей реалы. — Сейчас еще записку напишу, чтобы управляющий отдал тебе все, что посчитаешь нужным. Понятно?
— Да, дон Антонио. Хорошо, дон Антонио.
— И родителей проведаешь заодно.
С Луисой разобрались. Тони вздохнул, приподнял шторы, посмотрел на темнеющее небо:
— Ну что ж, пойдем.
Андрес принес плетеный короб, в котором везли сюда одежду и книги, оглядел его придирчиво, "должен подойти", набросал туда зачем-то старых тряпок, ветоши, сказа:
— Тогда — вперед.
Часа через два Луиса поднялась с постели. Проснулась от сердцебиения. Подошла к двери Антонио, потом — Андреса. Ни звука. Ни света в щелочках. Как же так? Она думала, что друзья работают — пишут, читают, занимаются важными и умными делами... Значит, ушли. Куда? Ночью? Она подумала единственное, что могла, в меру своего разумения: имя "Марина" вспыхнуло перед Луисой ярким Факелом. "Антонио специально высылает меня из Мадрида. Чтобы не путалась под ногами. Он привезет эту девицу сюда. Сейчас он тоже возле нее. Поет нежнейшие серенады. Или, того хуже, — поднимается по веревочной лестнице... скрывается в ее окне...". Лица Марины Луиса представить не могла — лишь тонкую белую руку, откидывающую кружевную занавеску, унизанную кольцами... А Андрес? Охраняет на улице их блаженство?
Тем временем молодые люди беспрепятственно прошла через городские ворота. Если бы стража их остановила, Андрес показал бы хирургические инструменты и сказал бы, что срочно вызвали его в Махалаонду, бедное селение близ Мадрида, к крестьянину, сломавшему ногу... а короб с собой — чтобы захватить обратно овечью шерсть, если удастся купить ее подешевле... Но стражники лишь молча посмотрели им вслед.