— Ир, скажи на милость, почему Эдмонд звонит мне и ищет тебя?
— Без понятия. Я уже сообщила ему, что в ближайшее время в Москву я не собираюсь приезжать. Мне лечиться надо
— Может какой-то срочный контракт?
— Ничего не может быть срочно, если ты болеешь. Самое главное - это здоровье, а всё остальное и так будет.
— Знаешь, когда ты болеешь, ты слишком вумная. Иди в постель и лечись дальше.
Ещё через пару дней я смогла выходить на улицу.
Звонила мама Оля, спрашивала где я пропала, понятное дело, пришлось признаться и попросить, чтоб она об этом не говорила Мирославу.
Потом… потом звонил отец и просил приехать в Улан-Удэ, опознать грабителя.
Сообщила ему, что с меня ни будет никакого толка. Когда на меня напали, было темно, да и по сути, я на него не смотрела.
На следующий день, Алина отвезла меня в столицу региона, к родителям, а заодно и мальчишек прихватила, чтоб они повидали бабушку и дедушку, хотя деда тут же прихватив меня под белые рученьки, уволок в местную больницу.
Больница, для меня сродни с моргом.
Грустные, детские воспоминания.
Так, однажды, попав в неё мама, больше от туда не вышла.
Я помню, что она была тяжело больна и если бы немного раньше то… но это уже не важно, я просто органически не переношу больницы и даже если болею, предпочитаю это делать - дома.
— Что мы тут делаем? — недовольно спрашиваю я.
— Тот грабитель, ну подозреваемый, попал сюда с угрозой на ампутацию кисти.
Удивлённо, не просто ошарашенно, смотрю на отца, понимая весь ужас и боль, что переживает пострадавший, что вполне возможно и не был виноватым.
— Зачем ампутировать, неужели руку спасти нельзя?
— К сожалению, нет! Ему кто-то отрезал пальцы и никакой медицинской помощи он не получил. Началось заражение крови, гангрена да и другие осложнения есть. Пока решили ампутировать кисть, не поможет - руку.
— Ужас! — передёрнулась я. — И теперь я его должна ещё и опознать, как вора? Нет уж, увольте. Я понятие не имею, кто там был. Было темно, меня толкнули в спину. Пока я поднялась, его и след простыл, так что, толку от меня никакого, — заявила я, пятясь от палаты, к которой меня привёл отец.
— А голос? Может ты его узнаешь?
— Какой голос? Он ничего не говорил. Просто толкнул, забрал клатч и убежал.
— Ты бы всё же зашла и посмотрела, может узнаешь?!
Смотрю на отца, потом на дверь, снова на отца.
Пытаюсь вспомнить хоть что-то о грабителе, но вспоминаю что на нем были лишь чёрная одежда: джинсы, толстовка с капюшоном, который был натянут так, что лица не было видно. Всё. Больше ничего.
Ещё вспоминаю, что на следующие утро клатч лежал у порога в родительскую квартиру, а в ней записка:
" Что же ты так неосторожна Малышка. Разве можно портить такую красоту. Ну ничего, он больше никому не навредит. Особенно тебе. И разведись с этим, никчемным, он тебя не сможет защитить." — вспоминаю строчки и пытаюсь понять, смог ли бы Мирослав преследовать меня? Но тогда зачем он требует развода? Он же просто на просто мог и не жениться. И этот контракт… и вообще, почему он его до сих пор не прислал?
Отворачиваюсь от двер в палату, и иду прочь.
— Ира! Ты куда? — удивлённо интересуется отец, тут же нагнав меня.
— Подальше отсюда.
— Но там…
— Даже если это тот самый грабитель, я не собираюсь обвинять его и не собиралась. Не стоит потеря чего либо материального того, чтоб из-за какой-то мелочевки, упекли человека за решетку. Всё, закрыли тему… ему и так от кого-то досталось и теперь придется с этим жить.
Отец долго вглядывался в моё лицо, а потом тяжело вздохнув, сказал:
— Как знаешь, только смотри, потом не пожалей.
— О чём? О том что не отправила калеку в тюрьму? Не думала что ты на сколько жестокий, отец, — заметила я, смотря прямо в его серые глаза.
Он нахмурился и сообщил:
— Я не жесток. Ты мой ребёнок, Ирина, и я бы за тебя ему, его руки и ноги переломал, чтоб повадно не было.
— Не говори так, или я подумаю что это ты ему пальцы отрубил, — с укором говорю я, и иду прочь.
Куда мир катиться, если никто ни ценит другую жизнь. Жуть да и только.
Возвращаюсь в квартиру родителей, подавленная и уставшая.
— Ну, как? — спрашивает Алина и обнимает меня за плечи.
— Жуть да и только. Ему кто-то пальцы отрубил, а папа ещё хочет чтоб я против него показания дала. Жуть! — повторяюсь я и передёргиваюсь.