– Да, – вздыхаю, отставив кружку в сторону, и накручиваю на палец прядь тёмных волос. Этот разговор был не раз и не два, я знаю, о чём речь, знаю все перспективы, все «за» и «против». И осудите меня, но я признаю, что кроме прав и прочей ерунды у меня есть обязанности.
Например, выйти замуж за того, кто нужен отцу, и прожить с ним хотя бы пять лет в браке. А после…
«Делай, что хочешь, дочь. Я поддержу тебя в любом случае».
И за эту честность я люблю отца ещё сильней. Больше, чем за ненавязчивою опеку, за острые шутки в адрес моих коллег и студентов.
– Отлично, – Вишневский-старший кивает головой, вновь углубляясь в бумаги-сводки или что у него там. А я забираю чашку, термос и иду к себе в комнату. Чтобы упасть в мягкое кресло и закрыть глаза, давя непонятно откуда взявшиеся слёзы.
Мне не обидно, я не злюсь и не сожалею о принятых решениях. Но почему-то, отчего-то в этот раз всё острее и хуже. Так что пальцы зудят от необходимости что-то сделать. И залпом допивая любимый напиток, я набираю сообщение. Стираю и набираю вновь. И так по кругу, пока на номер телефона лучшей подруги не уходит короткое и лаконичное:
«Анубис. Сегодня. Прощальный кутёж».
В конце концов, вряд ли моему будущему супругу так важна эта долбанная невинность. Так почему бы не потерять её с тем, кого я выберу сама? С тем, кого я хочу, и плевать, сколько смыслов я вложу в это слово?
– Чёрт, – вздыхаю в который раз за этот день. Но уверенность в правильности происходящего давит любые сомнения в зародыше. И я распахиваю створки огромного шкафа-купе, не давая себе шанса передумать.
Не имея на это никакого права. Не-а, Вишневские не отступают. Только не сейчас.
Вопроса, что надеть не возникает, сегодня я решаю, как выглядеть и кого соблазнять. Я выбираю кожаные брюки, ярко-алый топ и ботинки на плоской платформе. Провожу по волосам расчёской, оставляя их свободной волной по плечам, и добавляю минимум макияжа на лицо. Так, что подведённая карандашом бровь темнеет на пару тонов, а губы вспыхивают тёмно-красным и выделяются на слишком светлой коже. И ровно в десять вечера я открываю дверь на условный стук, мимолётно прощаясь с отцом. Цепляю под локоть зазевавшуюся Иришку и скрываюсь в лифте до того, как она успевает открыть свой рот.
Только там, я смотрю на неё долгим усталым взглядом, и подруге хватает такта, воспитания и ещё какой-то там психологической херни, чтобы не задавать лишних вопросов.
Наверное, поэтому мы дружим до сих пор. И, наверное, поэтому мы расстаёмся после фейс-контроля в клуб, разойдясь как в море корабли. Иринка цепляет какой-то мрачного байкера, а я…
Я вижу того, о ком не могу перестать думать вот уже неделю с той памятной встречи в «Анубисе». Неосознанно облизываю губы, двигаясь в его направлении. Притягиваясь к Градову как магнитом. И у меня нет ни сил, ни желания сопротивляться, когда я оказываюсь так близко, что могу почувствовать на языке вкус его губ, вдохнуть его терпкий одеколон, обжигаясь о ледяной холод совершенно трезвых глаз.
Глава 5
Стас
Ровный неоновый свет заливает пятачок перед зданием клуба, а я стою, прислонившись к бетонному парапету, и курю третью по счету сигарету, дожидаясь вечно опаздывающего Пашку. А ещё не могу выбросить из головы образ Вишневской в этой её строгой классической блузке с отложным воротничком и до неприличия тесных джинсах, не оставляющих простора для воображения. Фак.
Это грёбанное помешательство длится уже месяц, напоминая симптомами лихорадку: стоит мне только увидеть объект вожделения, как в венах моментально закипает кровь, а мозг перестает соображать от слова совсем. Посылая телу одну-единственную команду – поймать, удержать, подчинить. И я боюсь, что единственный вариант переболеть этой болезнью – затащить Раду в постель. Плохо.
– Ну, что, Град, готов к похоти и разврату? – Стрельцов появляется из ниоткуда, как чёрт из табакерки, с энтузиазмом размахивая перед моим носом упаковкой с презервативами. Довольно скалится, вызывая неконтролируемый приступ несварения, и в два глотка приканчивает миниатюрную бутылку с Джек Дэниэлсом.