– Забудь уже про свою цивилизацию хоть ненадолго. Или хотя бы до завтра. Спать пора.
Отпрянув, обнимаю себя руками. По телу, лишенному тепла, гарцуют холодные мурашки.
– Нам же не придется спать вместе, – то ли вопрос, то ли утверждение.
Черт, что за робость, Исаева?
– Ты знаешь ответ. Чего ты боишься? – он подступает ближе и протягивает руку.
Не вижу лица, но чувствую горячее дыхание на коже. Сама начинаю дышать чаще, грудь распирает от нехватки воздуха. Сердце убыстряет ритм. Я далеко не спокойна, и нервозность усиливается. С каждой минутой, приближающей нас к тому моменту, как окажемся в одной постели.
– Я надеюсь, кровать достаточно широкая, чтобы мы не спали рядом, – шиплю, отталкивая его руку. – И не распускай руки!
– Тебе никто не говорил, что с таким характером замуж не выйдешь? Останется тебе на память только наш фальшивый спектакль.
– Ты уже говорил. Сегодня, – напоминаю. – Переживаешь за меня, Баров? – заламываю бровь, найдя выход для своего плохого настроения.
Нет ничего лучше стычки с бывшим, который не уступает в чувстве юмора. Порция адреналина впрыскивается в кровь, будто укол сделали. Живительный.
– Скорее, переживаю за того беднягу, которому не повезет связаться с тобой.
О, это удар ниже пояса! Да как он смеет?
– Я буду очень стараться, чтобы не пожалел! – стремительно оказываюсь рядом с Баровым, и он ловит меня в свои руки. Черт, эта скользкая трава делает для нашего сближения гораздо больше, чем мы с ним, вместе взятые. Я практически упала в его объятия.
– Ну, если он посчитает, что эти несчастные пару часов компенсируют ему сутки мозговыноса, то вперед, с песней! – продолжает донимать меня, держа за талию.
– Тебе же компенсировали! Ты не спешил расставаться со мной, – снова снимаю его руки с себя, они так и липнут! Как примагниченные.
– А я терпеливый, – снова хохмит Баров.
– Только неверный! – ерничаю в ответ, сразу же чувствуя его напряжение.
Да что с ним не так? Почему реагирует так остро? Разворачивается и собирается уходить. Вот так вот просто. Молча и позабыв обо мне. Что за кидалово?
– Эй! Стой! Баров! – громким шепотом окликаю, оглядываясь по сторонам. Тут правда за всеми следят?
– У меня имя есть, Ника, – резко поворачивается и шипит мне прямо в лицо.
Сглотнув, делаю два моргания. Я даже посчитала. От нервов фиксирую все свои действия. Облизываю губы, делаю вдох и длинный протяжный выдох.
– Ты не заслужил, чтобы звала тебя по имени, пусть тебя твои девки по нему зовут, – опять мой язык чешет впереди меня.
Спринтер, блин. Почему виноват Баров, а испытываю чувство вины я?
Точка. Финал. Переборщила. Всё же я остаюсь в темноте. Одна.
Арсений
Не заслужил? Да что она о себе возомнила?! Чертова королева драмы Вероника Исаева.
Тот день, когда она вошла в мою жизнь подиумной походкой, надо обвести в календаре черным и официально отмечать как день траура. Она как головная боль, от которой нет спасения. Адские спазмы разрывают виски.
А таблетки нет. Никакого лекарство.
Я пытался, черт побери, столько раз пытался избавиться от ее присутствия в моей жизни. И вот снова помогаю ей решать ее гребаные проблемы, в которые она влипает с поразительной периодичностью.
Как будто родилась в пятницу тринадцатого, когда Луна была в жопе Козерога.
Какого хрена лысого я ей помогаю? Надо было при всех сказать, что ничего мы не помирились. Что никакой я не жених, а она просто хочет пойти папочке наперекор и всех обдурить.
Вместо этого позволил втянуть меня в игру, в которой заведомо нет победителей.
Что я получу взамен? Хоть какой-то приз или компенсацию? Иначе к чему эти муки?
– Арс, прости…
А вот это уже интересно. Замираю на месте, переставая шагать вперед. Глюканы или мне послышалось? Сама Вероника Исаева снизошла и назвала меня по имени? И попросила прощения.
– За что ты извиняешься? – со вздохом убираю руки в карманы и жду, пока до нее дойдет вопрос, а она сама переместится ко мне.
В темноте плохо вижу ее фигурку. Но чувствую ее нутром. Она как заноза в меня впилась. И хочешь вытащить, да никак. Зараза высокомерная. Натягиваю на себя привычную каменную маску хладнокровия и невозмутимости, глубоко пряча то, что бередит душу. Она не должна видеть, как меня волнует, иначе тут же потянет за новую ниточку, как всегда умела. А я больше не позволю стерве крутить мною.