Выбрать главу

Гром рвёт на трусиках кружево, практически отдирает кусок мотни и делая дырку, в которую через несколько секунд просовывает каменный член, движущийся напористо в сторону влажного лона.

- Ты так быстро мокнешь в моих руках. После поцелуя Олега ты была сухая. – подмечает он, наполняя меня медленно до предела. После вчерашнего пися ещё болела, и я невольно поморщилась, когда здоровенный член оказался во мне. – Болит?

- Немного. – признаюсь ему, понимая, что сейчас нахожусь не просто в его руках – я практически нанизана на него и полностью во власти Грома.

- Я буду очень нежен, Ева. – честно говорит он, прикусывая шею и управляя мной через грудь. Чувствительные полушария становятся неким рулём управления моим телом. – Ты же тоже хочешь меня, признайся.

Он делает толчок, и я непроизвольно двигаюсь навстречу.

- Скажи, что хочешь меня. – приказывает, делая второй толчок более нетерпеливым и прокручивая соски. – Будь хотя бы сегодня честна.

Разговор превращается в пытку. Если я буду упрямиться, он долго меня так продержит и тогда нас точно спалят в этом кабинете за сексом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Да! Я хочу тебя! – говорю более эмоционально, чем хотела. Трудно сосредоточиться и собраться, когда тебя буравит член, напоминающий больше докторскую колбасу, чем половой орган. До сих пор не могу понять, как он во мне поместился?

Пошлые шлепки заполнили тишину, отягощая момент развратом и въедаясь в меня. Никогда уже я не смою с себя его запах. Перед глазами ещё долго будет стоять картина, как Гром берёт меня сзади, медленно трахая и играя с грудью. Он не торопился, растягивал удовольствие, и когда он уже был близок к разрядке, то останавливался, ласкал спину и шею, прикусывал, оставляя засосы на теле.

Он снова и снова спускался к моему клитору и помогал мне кончить. Гром заставлял меня извиваться под ним и умолять о пощаде. Он снова показывал свою силу и власть надо мной.

Я боялась стонать, кусала губы и кулак до крови, чтобы никто меня не услышал и не узнал эту страшную тайну. Проглотить все стоны не удавалось, некоторые на радость Адаму вырывались наружу.

Он кончил спустя вечность.

У меня не осталось сил. Я ноги не могла свести вместе. Адам просто выкачал из меня всё.

Когда он стал застёгивать ширинку, я натянула трусики и штаны и постаралась выпрямиться. Вязкая сперма потекла по бедрам, напоминая мне, что только что я опять проиграла в битве с Адамом.

Спустя эти пять лет я превратилась в очередную девку, готовую обслужить его.

- На этом всё? Я могу идти работать? – спросила у него безжизненным голосом. В душе было так противно с самой ситуации, что я была готова на всё, лишь бы убраться отсюда поскорее.

- Нет. – ответил он властно, поправляя выбившуюся чёлку. – Мы не договорили.

- Разве нам есть о чём говорить?

- Да. Например, как ты осталась девственницей к двадцати пяти годам?

Адам.

У меня дел – жопой жри. А вместо них я сижу в пыльном, провонявшемся тухлятиной кабинете с Евой. И я снова будто пацан, влюбившийся в местную красавицу и завязавший член в узелок, делаю всё, чтобы ей понравиться.

Меня разозлило, что Ева пытается сделать из меня циркового пуделя. Напрыгался уже. Хватит. Пусть теперь будет так, как я хочу.

А Еву я хотел постоянно. Невозможно насытиться этой сладкой, идеальной девочкой, созданной для секса. Она же просто персик, который хочется вкушать не останавливаясь.

И Ева хотела меня. Чтобы она там не говорила, но она самозабвенно стонала подо мной и подмахивала лихо бёдрами, чтобы я мог достать до самой чувствительной точки. Девочка закатывала глаза от удовольствия. Неподдельно, с чувством.

- Разве нам есть о чём говорить?

- Да. Например, как ты осталась девственницей к двадцати пяти годам?

Не знаю, что я хотел услышать, что она любит меня и скучала или что жалела каждый день о своём побеге. Мне хотелось, чтобы она растеклась передо мной и тогда может быть я бы простил суку, собрал её вещи и перевёз к себе, чтобы рядом была.

Ева смотрела на меня как на призрак, хлопала своими глазками и казалось, готова была расплакаться. Было в ней что-то надломленное и напуганное, из-за чего я постоянно борол в себе желание прижать её к своей груди.