Как только все залезли в автобус и он сдвинулся с места, я быстрым шагом устремилась к воротам. Хочу успеть дойти до школы, пока не приехал Ваня. Мокрый снег вместе с каплями дождя падал за шиворот, делая мой день просто отвратительным.
Достав зонт, раскрыла его над собой. В такую погоду не хочется даже на улицу выходить, не то, что идти пешком в школу. Я могла сейчас ехать в теплой машине….
Не могла. Успокоиться не получалось, я была взведена, могла вспылить и наговорить вещей, о которых позже пожалею. В идеале мне нужно несколько дней, чтобы успокоиться, переварить ситуацию, разложить её в своей голове по полочкам и понять, что мне делать с атомной бомбой внутри меня. Этих дней у меня не было, поэтому я пыталась выиграть хотя бы несколько минут….
Мне нужна подруга, с которой я могу обсудить свои переживания. Если бы дело не касалось Лютаева, я пошла бы к Камилле….
Мокрый снег с порывами ветра залетал под зонт, бил прямо в лицо. Мимо проезжали машины, но никто не останавливался и не предлагал подбросить до школы. В следующий раз я обязательно вызову такси. Нужно было продрогнуть до костей, чтобы до этого додуматься?
Оставив зонт и пальто в гардеробе, я не пошла сразу в класс. Меня окрикивали одноклассники, но поздоровавшись, я ссылалась на то, что мне срочно нужно позвонить. На экране телефона было несколько пропущенных от Вани. Я не отвечала на его звонки. Охрана наверняка предупредила, что я ушла в школу пешком.
Спрятавшись в уборной, я ждала, когда прозвенит звонок на первый урок. Телефон держала в руках, знала, что Лютаев напишет или позвонит, когда придет в школу.
«Ты где?» - прилетело первое сообщение. Я сразу отметила, что Ваня не поздоровался. Открывать сообщение в мессенджере не стала, пусть весит непрочитанным.
«Что происходит?» - спустя минуту, на экране появилось второе сообщение. Погасив экран, забросила телефон в рюкзак.
Умом понимала, что веду себя неправильно. Взрослые люди разговаривают, а не сидят обиженные в туалете, но мне сложно было побороть свою ревность и обиду. Это мои первые серьёзные чувства. Всё настолько остро, что порой мне хотелось плакать от счастья. Поэтому и обида режущая, ревность отравляющая, боль мучительная….
В класс я вошла после звонка. Извинившись перед учителем за полуминутное опоздание, пошла к своей парте, за которой сидел Лютаев. Я на него не смотрела, боялась, что из-за шаткости эмоционального состояния, с моих глаз сорвутся слёзы, которые накатывали на глаза. Ощущая на себе тяжелый взгляд Лютаева, я на одну секунду допустила мысль - сесть за свободную парту, но это было бы слишком трусливо. Да и по классу сразу поползут сплетни. Нужно мне это?
- Привет, - сев за парту, поздоровалась с Ваней. Голос прозвучал нейтрально и спокойно, за что можно было себя поздравить. Ваня не ответил, продолжа прожигать взглядом дыру у меня в виске.
Раскрыв на парте тетрадь и книгу, я старательно делала вид, что случаю учителя, хотя каждой клеточкой кожи ощущала присутствие Вани. Опуская взгляд к учебнику, я косилась на его руку, которая до побелевших костяшек сжимала в руке ручку. Твердый пластик не выдержал, рассыпался под его пальцами. Стряхнув остатки ручки на край парты, Лютаев откинулся на спинку стула и весь оставшийся урок просидел в такой позе.
Нужно ли говорить, что это ещё одна грань лютаевского характера ранее мне неизвестная, но ужасно тревожащая. Он создавал вокруг себя такую атмосферу, что мне даже взглянуть на него было страшно. Не выдержав, один раз я всё-таки подняла взгляд к его лицу. Он смотрел прямо перед собой, почувствовав мой взгляд, даже не повел бровью, но желваки на его скулах заметно дернулись.
Со звонком, я поспешила забросить учебник с вложенной тетрадью в рюкзак и покинуть класс в числе первых.
- Рита, с днем рождения! – громко кинулись поздравлять Коваленко подруги. Нестройный хор голосов пел поздравительную песню. Марго это не нравилось, но она выдавливала из себя улыбку. Наверное, мне тоже нужно подойти поздравить.