Но деваться было некуда.
Разве что, собрать вещи и свалить в какой-нибудь подвал.
Но от унижения не умирают, а вот от раневой инфекции в антисанитарных условиях какого-нибудь подвала – очень даже.
Так что, приходилось принимать помощь и антибиотики.
А Саше приходилось играть в угадайку. Правила игры были просты и сложны одновременно. Ей надо было постоянно угадывать, когда ему что-либо нужно. Потому что он принципиально не говорил.
***
– Надеюсь, с тобой ничего не случится, пока меня не будет, – бросила Саша, собираясь на работу после почти недельного пропуска.
Она уже практически вышла, но вернулась, что-то забыв.
– Черт, ключи, – пробубнила она себе под нос, торопливо проходя в комнату. Звякнула связкой.
А потом глубоко вздохнула, наклонившись, коснулась губами щеки Мари и проговорила, уходя:
– Поправляйся. Я люблю тебя…
Она поднялась и вышла из комнаты.
Шпора некоторое время изумленно смотрел в спинку дивана, потом, когда за Сашей хлопнула дверь, медленно повернул голову ей вслед.
Он остался в квартире один, не считая кота. Однако, его одиночество вскоре было нарушено телефонным звонком.
– Привет, – раздался в трубке голос Имэйх: – Надеюсь, я тебя не разбудила?
Шпора по понятным причинам не любил разговаривать по телефону. По телефону его шепот воспринимался хуже, а порой, если он пытался говорить громче, его слова вообще трудно было разобрать.
Шпора в принципе не видел смысла говорить что-либо, когда можно было написать. По его мнению, существовало не так много ситуаций, где рациональней было использовать речь.
– Не важно. Что? – вздохнул Мари, жалея, что не может во время телефонного разговора писать ответы сообщением.
– Ты один, наверное, сейчас? Я просто хотела немного… кое-что тебе сказать.
Имэйх любила разговаривать по телефону. Она в принципе не видела смысла писать, когда можно было сказать словами.
Шпора молчал, слушая.
– Ты… можешь даже не отвечать, просто послушай. Что касается Саши… Просто, чтоб ты знал. Она злится не потому, что она злая. Она злится потому, что очень переживает за тебя.
– Я… – медленно прошептал он: – Я знаю.
… Мари поднялся и, оперевшись спиной на спинку дивана, повернул голову к окну, где виднелись бетонные остовы серого города в дымке снегопада.
"Ведь ей действительно не все равно…
И что же она хочет?
Чтобы я оставил профессию, свое дело, которое умею делать лучше, чем что-либо другое?..
Возможно, с моей стороны действительно было самоуверенно начинать охотиться в новом мире, на чужой территории. Но что же делать? Когда-то же приходится начинать…
Она изначально хотела, чтобы я от этого отказался.
Но… Отказаться от всего именно сейчас, когда все в мою пользу. Когда я выиграл территориальную войну?..
Но, может… она стоит того, чтобы распрощаться с этим…
И начать… жить по-другому?..
Ну что ж. Когда-то же приходится начинать… "
… Вечером вернулась Саша.
Раздевшись, она прошла в комнату и взглянула на Мари. Он сидел, облокотившись на подушку, и глядел прямо на нее.
– Саша, – проговорил он; девушка, напрягшись, подошла ближе и подсела на диван: – Ты… требуешь от меня, чтобы я оставил это дело. Знаешь, что я скажу тебе на это? Ладно. Я сделаю это. И сделаю это только ради тебя.
Саша улыбнулась.
Она взяла его за руку и прижалась к нему, заключая в объятия.
– Но, если они кинут меня на деньги, я все равно пойду разбираться.
Саша отстранилась, сдавленно фыркнув.
– Что? – нахмурившись, уточнил Шпора.
– Вот… Умеешь же все испортить, Мари! – с усмешкой ответила она, театрально взмахнув рукой.