Нет-нет-нет, за что?!
Мы с парнем скривились совершенно одинаково.
— Говорил же! — торжествующе воскликнул рыжий, глянув на желтоглазого.
О чем он там «говорил же», так и осталось загадкой.
Но я не собиралась мириться со своей участью, а, поэтому, сделала жалостливое-прежалостливое лицо и глянула на директора:
— Может, не надо, а?
— Поддерживаю, — отозвался Сокол.
— Не обсуждается! — отрезал мужчина.
Я застонала, страдальчески закатила глаза и, выпроводив всех из комнаты, начала одеваться потеплей, на всякий пожарный.
Через пять минут, вся «стая», включая меня, стояла во дворе Академии. И тоже утепленная основательно; не прогадала я с одеждой.
Над школой висел густой, тягучий туман, похожий на сладкую вату. Хоть бери, и ложкой ешь! Он был везде: стелился по зеленой, весенней траве, окутывал высокие башни замка... Красиво!
Я поплотней, запахнула утепленную курточку и поежилась: несмотря на всю красоту, дул довольно сильный «хиус»; было неприятно чувствовать, как он задувает под воротник, расползаясь по всему телу.
— Пошевеливайся! Или ты к земле примерзла? — ехидно окликнул желтоглазый отставшую меня.
Сокол шел впереди, такой серьезный, что даже смешно. Лидер недобитый!
Я, в два прыжка, нагнала парня, и стала идти с ним шаг в шаг. Покрывшаяся инеем трава хрустела под ботинками.
— Слушай, думаешь, я нанималась к тебе в помощницы?! — зло выдохнула я, пустив облачко пара.
— Ну, правда, Сокол, не будь ханжой! — отозвалась откуда-то сзади Алена. — Можно подумать, она виновата, что с нами пришлось идти!
— Обижать девочек нехорошо, видишь, надулась как. — Шутливо пожурил «вожака» рыжий.
— А я причем? — безразлично произнес Сокол.
Мне, очень кстати, припомнился стишок: «Если кто тебя обидел — ты не дуйся, не сердись. Подойди, по роже тресни, отойди и улыбнись!»
И мне, ну о-о-очень, захотелось это все исполнить.
Но было боязно, и я решила, что как-нибудь потом. Поэтому, просто отошла, поближе к Алене и продолжила, молча, дуться.
Кроме меня молчала в этой компашке только Камилла, приплясывая от холода на каблуках.
Она единственная отличилась, одевшись в мини-юбку и тоненькие капроновые колготы.
— Ты хоть бы шапку надела, что ли, — сочувственно произнесла я.
— Прическу испорчу, — парировала стучащая зубами блондинка.
Я махнула рукой и, тихо, поинтересовалась у Алены, зачем Камиллу, вообще, здесь держат.
Та ответила, что блондиночка — дочка зама директора, самая младшая из четверки и даже школу обычную еще толком не окончила не то, что магическую. А потому магии не имеет. И сразу все стало понятно!
— А мы куда? — все же решилась поинтересоваться я.
— В лес. — Угрюмо произнес Сокол.
Спрашивать «зачем?» я не стала, чревато.
Когда пришли на место, я случайно отделилась от общей толпы, и заплутала в тумане.
Вот, стою, предположительно, (видно в дымке плохо) на какой-то поляне в самой глубине леса, А на мои крики: «ау! Меня кто-нибудь слышит?!» никто не отзывается.
«Ну, все, Амина! Сгинешь ты молодой от голода, холода и одиночества!», — раздался голос в голове.
«А все почему? А потому, что кое-кто слишком принципиальный! Допрыгалась! Теперь довольна?!», — продолжали упорно капать мне на мозги.
— Хватит! — шикнула я на своих тараканов.
Букашки послушно замолкли. Вот, что бывает, когда остаешься сама с собой.
Неожиданно, проснулось какое-то странное ощущение, быстро переросшее в жгучую боль в груди. Ноги подломились, и я упала на холодную землю; жар внутри невыносимо нарастал. Я выдохнула облачко пара, окончательно теряя связь с реальностью.
Я не знаю, где очнулась, но тут не было ничего. Абсолютно ничего... Лишь тьма. Исконная тьма, такая притягательная и манящая, Обволакивающая со всех сторон, и почти душащая.
Впереди мгла слегка рассеялась, открывая взору древнее, первозданное пламя, темное и привлекательное, пугающее и завораживающее.
Против воли, я потянулась к нему, не боясь обжечься и, словно в бреду, повторяя:
— Кровь зовет назад, кровь зовет ...Кровь...
Меня резко вырвали из... Да я даже не знаю, что это было.
С трудом разлепила смерзшиеся ресницы.
Меня тряс за плечи Сокол и орал:
— НЕ СМЕЙ ПОДДАВАТЬСЯ ЗОВУ КРОВИ! СЛЫШИШЬ? НЕ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ!
— СЛЫШУ! — в тон ему заорала я. — Но, боюсь, скоро оглохну!
Желтоглазый поднял, и так перепуганную, меня, за грудки и, держа на весу, прислонил к дереву, с ненавистью прошипев:
— Как же ты меня достала!
Я от страха даже голос потеряла.
В голове промелькнула скорбная мысль: он же пришибет — и не заметит! А потом под этим же деревцем тихонечко прикопает... Пропажу неудачливой студентки спишут на нечисть лесную.
И все забудут про, такую невезучую, Амину Девиер...
Я печально всхлипнула и жалобно проблеяла:
— Сокол, миленький, не надо, пожалуйста, прошу тебя!
Меня обжог откровенно неприязненный взгляд, и парень разжал хватку.
Я, безвольной куклой, рухнула на заледеневшую землю.
Сокол схватил бледную меня, рывком поднял на ноги и, взяв за локоток, поволок в сторону школы.
— Куда ты меня тащишь?! — возмутилась напоследок я.
— К директору.
— Не пойду! Не хочу! — я уперлась подошвами в почву и вывернулась из гибких пальцев.— Останусь здесь! — упрямо сцепила руки в замок на груди.
Парень хмыкнул, ухмыльнулся, молча, подошел и, бесцеремонно взвалив меня на плечо, направился в сторону Академии.
Пинком, открыв двери в школу, Сокол вошел туда со мной на плече.
Под аккомпанемент шокированных взглядов толпы, нахал втащил, визжащую и некрасиво ругающуюся, меня, прямо в кабинет директора.
Нет, ну это уже наглость!
— Господин директор! Господин директор, скажите, чтобы он меня отпустил! Что люди подумают??? — возмущалась я.
Висеть вверх ногами было, мягко сказать, неудобно, и уже слегка подташнивало
А, вот главу Академии, похоже, вся ситуация сильно забавляла: в медных глазах плясали бесенята.
Вы гляньте! Я, значит, страдай, а ему смешно?!
— Эх, Сокол-Сокол! Когда же вы перестанете издеваться над бедной девушкой? — насмешливо изрек Ниайас Эриар.
Меня, наконец, отпустили.
«Нужно поговорить», — обратился к директору Сокол, и они оба вышли прочь из кабинета.
Ничто не было таким мучительным, как эти пять минут!
Мужчины вошли, оба хмурые, особенно Сокол.
— Ты знаешь, что делать, — неопределенно-загадочно сказал директор желтоглазому.
— Собирайся! — небрежно бросили мне, и парень вышел из помещения.
Очень хотелось нажаловаться директору. Но стукачкой я никогда не была, а потому, сдержалась.
Злющая, я влетела к себе в комнату, попутно хлопнув дверью так, что бедняжка чуть с петель не слетела.
А в темном уголке поджидала Нора, с расспросами на весьма популярную в школе тему «что у тебя с Соколом?!».
Я отмахнулась от подруги и заявила, что Сокол — хам, нахал и эгоист.
Вселенское разочарование отразилось на миловидном личике брюнетки, и та спросила: «почему?».
Я хохотнула; правда, смешок вышел истерический, и огрызнулась:
— Вот иди, и спроси у него сама!
Сменив куртку и джинсы на одежду попроще, и накинув сверху легкую джинсовую курточку (несмотря на то, что потеплело, все равно было прохладно), я, так же разгневано, выбежала из комнаты, чувствуя осуждающий взгляд подруги в спину. Надеюсь, Нора несильно обиделась!
Сокол встретил меня, в высшей степени хмурым, взглядом, а я на него обижалась после сегодняшней выходки. Так что сели в машину и поехали в неизвестном мне направлении, мы в полном молчании.
Сколько ехали, я не знаю: прикорнула по дороге. Но разбудили меня довольно грубым толчком в бок.