— А какие у него внешние данные?
— Знаешь, Эндрю, я многих на своем веку повидал, но этот — особенный. Он…
— Он может работать с Микки?
— Ты знаешь, я бы не хотел. Но думаю, может.
— Он знает о нас?
— Нет. Я специально не говорил ему. Эндрю поднялся.
— Ладно, я скажу ребятам. Он знает про перстни?
— Нет.
— Ну и тёмный же он у тебя, однако! Хорошо, пусть приходит.
Они вышли и пошли в разные стороны. Эндрю торопился к Гаральду, а Джон — домой.
Здание, где размещался штаб спецназа, было засекреченным охраняемым объектом, и при передвижении к нему за тобой наблюдали многочисленные камеры слежения со встроенными анализаторами биотоков; поэтому вход в здание для работающих здесь был беспрепятственным. Впервые входящий должен был вставить магнитную карточку-носитель биотоков, закреплённую «одобряющим сигналом» биотоков Гаральда, в специальное считывающее устройство; при считывании информация запоминался, и в дальнейшем человек воспринимался системой безопасности как «свой». Был у здания и ещё один плюс: система оповещения, встроенная в его оборудование, запросто находила любого человека в любой точке внутри штаба и передавала адресованное ему сообщение. Так случилось и на этот раз.
— Господин Морган, вас срочно вызывают к радиофону! — прозвучал металлический голос, «отретушированный» под женский, четко выговаривающий
каждую букву. — Повторяю: господин Морган, вас…
— Вас понял, — громко ответил Джон. — Иду.
В общей комнате он взял трубку радиофона.
— Морган.
— Джон, немедленно выезжай, — голос на том конце провода был неестественный, глухой и хриплый. — Сейчас же, с Микки не всё в порядке. Нужна помощь. Мы у дома Хэдмиша. Немедленно, Джон!
— Еду.
Положив трубку, он нервно застегнул пуговицу на воротнике. Интуиция говорила о неприятностях.
Дома у Генри снова было жарко. Отец пришёл домой раздосадованный и сообщил семейству неприятную новость: его уволили.
— Господи, но в чём же дело? За что, Майкл? — мать всё никак не могла поверить в реальность обрушившейся на семью беды.
— Молчи, жена. Сейчас всё делается не по справедливости и не за что-то, а просто так, из прихоти. Развелось этих поганцев, прости Господи. Ведь почему меня выгнали? У фирмы новый хозяин, из этих.
— Из каких «этих»?
— Ну, из этих, изумрудных. Понабирал себе красавцев молодых, а таких, как я, — под зад ногой. И знаешь, что я тебе скажу: слава Богу! Не хочу я
работать под началом у этих мерзавцев, которые сына моего… — голос у него сорвался, и он замолчал. Генри ничего не сказал.
— Послушай, Майкл, — осторожно начала мать, — но ведь надо как-то решать проблему с деньгами.
— Вообще-то да. Тут Генри предложили работу…
— Мал он еще, чтобы работать.
— Это хорошо оплачиваемая работа, — вмешался юноша. — И, кроме того, лучше начать работать слишком рано, чем подохнуть от голода. Отец, нам не предлагают работу, мы ее выпрашиваем. И если представился такой случай, надо хвататься за него. Или у тебя есть варианты?
— В принципе в магазине напротив нужен грузчик…
— Мал он ещё, чтобы работать.
— Ты в год будешь зарабатывать столько, сколько я принесу за месяц. И здоровье надорвёшь. Отец, послушай, я уже взрослый. И имею право поработать для своей семьи. Чёрт возьми, хватит меня опекать! Я тоже хочу что-то для вас сделать.
Отец долго и пристально смотрел на него.
— Да, сын, ты уже вырос. Я и не думал, что это произойдёт так быстро. А что за работа?
— Спецназ. Естественно, после обучения, с хорошим оружием и так далее, — Генри привирал. Он ничего не знал как насчёт обучения, так и насчёт оружия. Даже не знал, сколько человек в случае чего будут стоять за его спиной.
— Но Генри, ты же никогда серьезно не занимался спортом, тем более…
— Отец, когда-то надо начинать. В конце концов, просто так в воду меня не бросят. Отец, разреши мне попробовать. Если я пойму, что это не по мне, — уйду.
— Что ж… Попробуй. Но, пожалуйста, не надо этого мальчишеского героизма. Если почувствуешь, что трудно, — не жди, что станет легче. Ты ведь у нас один остался.
В воздухе стоял звук. Странный, непрозвучавший, тяжёлый. Словно что-то хотело выразиться, но не смогло. Девятнадцать парней в форме стояли вокруг могилы молча, думая о том, кто уже не вернётся. Там, в земле, как ковром, покрытой цветами, лежал лучший их друг. Тот, единственный. Как назло, он, которого они любили больше всех остальных, ушёл от них первым. Их Майк. И вина в его смерти лежала на них. Из-за их нерасторопности он умер. Не смог до конца играть свою роль… Господи, за что? — этот вопрос звучал в душе каждого из них. За что его, самого чистого, самого доброго, самого лучшего из них? Но ответа не было, только ветер трепал чёрный креп на цветах. Чуть поодаль стоял Гаральд и думал свою невесёлую думу. Что теперь будет с ними? Заставят ли они себя работать, смогут ли вернуться к нормальной работе после гибели Майка, бывшего связующим звеном для многих из них? И кого поставят на его место? Где найти подходящую замену? На большинство этих вопросов ответа не было. Молча спецназ разъехался, но осталось отчаяние. Рвущее душу отчаяние от того, что парень девятнадцати лет от роду лежит там, внизу, и никакая сила не может заставить его выбраться оттуда. От того, что уходят всегда самые лучшие. От того, что те, против которых они боролись, добились своего.