— Тогда Бродяга. Ходил бродил, пока ты не пришла на помощь, — посмеивается Лёша и я вижу в зеркало, как закрывает ладонью глаза. Не очень рад он со мной возиться, я понимаю его. Ещё и есть не готовлю, как обещала, а с собакой бегаю.
— У него на боку пятнышко чёрное, молнией как будто, — улыбаюсь, намыливая его детским шампунем. Да, он у меня есть, потому что я сама иногда мою им голову, для моих кудрей идеально подходит.
— Тогда Вольт, — жмёт плечами Леша и щенок начинает активнее вилять хвостиком.
— Кажется, ему понравилось, — улыбаюсь, смывая пенку. Ну вот, совсем чистый теперь.
Пока укутываю малыша в полотенце, вижу, что Лёша выходит из ванной, и… И уходит. Стоит на пороге, натягивая кроссовки. А что… А что я не так сделала? Я уже даже придумала, что готовить буду, чтобы отблагодарить. Что происходит?
— А покушать? — спрашиваю, но видимо так жалобно, что Чудовище застывает на пару секунд и странно смотрит на меня. А я что? У меня от этих эмоциональных качелей настроение туда-сюда скачет. И стыдно теперь, что я за спасение никак не поблагодарила, а только спиной отвернулась, чтобы уделить время собаке, а не человеку, благодаря которому я вообще смогла эту собаку забрать.
— Я сейчас вернусь, не надейся, — усмехается, — если будет мясо, то о-очень быстро вернусь. Будет? — спрашивает с такой надеждой, как будто он сто лет не ел.
Киваю. Будет, конечно. Не огурцами же его кормить.
Лёша уходит, я укладываю малыша на подоконник на кухне, он у меня в небольшой диванчик переделанный, наливаю ему молочка в тарелочку и заставляю себя не наблюдать за милым зрелищем, а оторваться и начать наконец-то готовить! На самом деле вкусный ужин — слишком малая плата за то, что сделал для меня Лёша. Но он сам попросил, а большего я и дать ничего не могу.
Время проходит быстро, щенок напился молока и уснул, а я так увлеклась готовкой, что даже не услышала, как Лёша вошёл.
— То есть ты серьезно даже не потрудилась замкнуть дверь? Рапунцель, ты вообще без мозгов? — заходит он на кухню, и я от страха и неожиданности отпрыгиваю и чудом не отрезаю себе палец, хотя порезаться всё-таки успеваю. Чёрт…
Подношу руку под кран, стараюсь держаться и не плакать, хотя очень хочется. Моя жизнь идёт наперекосяк, я с появлением этого маньяка стала какая-то неуравновешенная, всего боюсь уже. Даже чуть пальца из-за этого не лишилась.
— Вот говорил же, что горе ты, — подходит ко мне Чудовище и берет меня за руку, осматривая травму. — Царапина, повезло. Пластырь есть?
— В аптечке за зеркалом в ванной, — бормочу, не глядя ему в глаза. Мне, честно сказать, очень стыдно. Мы едва знакомы, а из-за меня ему уже столько проблем! Ничего хорошего от меня, вот прямо совсем. То домой отвези, то сумки отнеси, то от маньяка убереги, пожертвовав свиданием. Ужас. Такими темпами он со мной здороваться перестанет даже. Надеюсь, вкусный ужин хоть немного спасет ситуацию. В том, что он будет вкусный, я не сомневаюсь. Моя ба шеф-повар, она меня с пяти лет готовить учила.
Лёша возвращается с пластырем, снова молча и по-хозяйски берет меня за руку и осторожно дует на ранку, открывая упаковку. Там действительно просто царапина, даже крови уже почти нет, но его забота так приятна, что я даже чуть краснею. Стоит тут, медведь здоровенный, дует мне на пальчик. Ну не прелесть?
Приклеивает пластырь и я поднимаю голову, но не ожидаю того, что Лёша окажется настолько близко. Мы почти носами сталкиваемся, и замираем посреди моей кухни, глядя друг другу в глаза. Мамочки… Сердце не может стучать так быстро, что происходит?
А он смотрит, не отрываясь, такой простой, открытый. Он всегда делает, что считает нужным, и говорит тоже, я успела понять, и сейчас отчего-то страшно становится, потому что считать его желания я просто не в силах. Так и стою, замерев, будто в ожидании.
Выкипает картошка. Шипит, крышкой стучит, и Лёша, усмехнувшись, целует меня в лоб и отворачивается, забирая какой-то пакет у стены, пока я пытаюсь собрать себя по кусочкам и вернуться к приготовлению ужина. Боже…
Руки дрожат, но эта дрожь не от страха. Сумасшедший день какой-то, честное слово.
Старательно делаю вид, что все в порядке, а потом поворачиваюсь на звук шуршания пакета и замираю.
Лёша выкладывает на стол кучу покупок, так же молча, без лишних слов.
— А это?.. — даже мысли собрать в кучу не могу, чтобы что-то сказать.
— Корм, миска, подушка, шампунь для животных, одноразовые пеленки, ошейник, поводок и ещё какая-то хрень, которую мне в зоомагазине сейчас впарили. Повезло, что в ТЦ он работает до десяти, — говорит невозмутимо, как будто бы это все в порядке вещей. А всё вообще не в порядке! Ничего не в порядке! Тут одним ужином не отделаешься, я что, должна буду его каждый день кормить?
— Лёш, это же… боже, сколько я тебе должна?
— Три ужина и сырники на завтрак, — усмехается, снимая упаковочный пакет с подушки для животных. — Успокойся, Рапунцель, это подарок. Сама же ты точно не поедешь никуда, а раз пса забрала, то жить ему надо в условиях. С новосельем, Вольт, — говорит с улыбкой проснувшемуся щенку, и я чувствую, как по щеке слеза катится от этой заботы и внимания.
И мне теперь особенно хочется, чтобы ему очень понравился ужин.
Глава 11. Лёша
Я не знаю, где эта рыжая так научилась готовить в свой всего двадцать один год, но клянусь, это божественно. Я оторваться не могу. За такую еду я готов ее хоть каждый день спасать, только бы есть по-человечески. Мне кажется, меня даже мама так вкусно не кормила, как Даша. Да простит меня мама, но я готов изменить ее еде.
Я в раю, честное слово. Этот рай из картошки с мясом, котлет, овощей, а ещё тортика, который Даша вчера испекла от скуки, как она сама сказала. Очень вовремя испекла! От скуки… человек от скуки печет торты. Мне кажется, Кристина от скуки может пойти только к косметологу, чтобы убрать себе очередную несуществующую морщину. А тут заскучал человек и пошел торт печь. Ей точно двадцать один? Сейчас в двадцать один девчонки такие… Ну, многие, не все. Но такие, что и палец откусят по локоть, и пиявками присосутся к любому, кто богаче студентов. Как Кристина!
Она пишет мне всё время с того момента, как укатила на такси. Телефон обрывает, как будто умер кто-то. Пишет, звонит. Я даже трубку взял, пока в магазин для пса бегал, но лучше бы не брал. Претензии такие, как будто мы были лет сорок женаты, а я такая сволочь её бросил в поле одну и укатил с какой-то другой девицей. Попалась же… Не, разные девчонки, конечно, у меня бывали, но такая пиявка это впервые. Или крестик уже сняла бы, или трусы надела. Сначала сама в штаны мне лезет, даже имя не спросив, а теперь закатывает истерики, как будто бы я что-то должен. Бред.
Она опять звонит. Но мне некогда, я в раю. Отключаю телефон и уплетаю ужин, надеюсь, что не выгляжу как голодающий, хотя, скорее всего, именно так и выгляжу. Ну и похер, если честно.
Мелкая на подоконнике широком в подушках с щенком играется, а я смотрю на неё и понять не могу: зачем я к ней целоваться-то полез?
Оба раза.
Нет, первый ладно, не придумал ничего более шокирующего, да и сработало же, нечего думать. А второй?.. В лоб поцеловал, как на похоронах, честное слово. Зачем?
За-чем?
Я сам не понял ни черта. Походу вместе с ней уже кукухой поехал, что отчёта действиям своим не отдаю.
Просто жалко мне её. Девчонка молодая совсем, хорошенькая, да и сама вообще как ребёнок, а у нее такой пиздец в жизни. Тут рефлекс работает: защитить, обогреть, пожалеть, в лоб, блядь, поцеловать. Моя сестра давно уехала, мы не виделись три года уже, а тут такая же мелочь, ещё и с проблемой похожей, как у Али моей в шестнадцать. Сестру, Альбину, защитить не смог, может, эту получится? Соседи, тем более, приглядывать не так уж и сложно.
Зачем мне это надо, уже другой вопрос. Ответа на который у меня, конечно же, нет.
— Ты чего смотришь? — ворчит рыжая. А я не смотрю. В одну точку залип и мысли в голове гоняю. Не могу понять, мне то ли реально за ней приглядывать, то ли наоборот откреститься и забыть, чтобы проблем меньше было. — Не вкусно?