Товарищ Каменева, в свою очередь, посмотрела на нее, как на сумасшедшую.
- Я хотела сказать то, что сказала, - поджав губы, процедила она. Владимир Ильич Ульянов-Ленин самый замечательный человек, какого я знаю.
- А... - только и могла вымолвил Анна. Она шестым чувством поняла, что спросить сейчас, кто это такой, - будет роковой ошибкой с ее стороны.
Вскоре Анне объявили, что она свободна. Из Смольного она вышла уже не только "любовницей Гришки и Николашки", но еще "большевичкой" и "любовницей Троцкого". К ее счастью и большому несчастью царской семьи, буквально через день после освобождения Вырубовой ее новые "друзья" арестовали Временное правительство и взяли власть в России. Впрочем, о Вырубовой они тут же забыли.
Зато скандальной фрейлиной заинтересовался "буревестник революции" писатель Максим Горький. Анне он напоминал дворника, который на каждый праздник приходил за рублем к ее родителям, только дворник плевался прямо на пол, а писатель Горький отхаркивался в баночку, которую доставал из кармана и прятал обратно туда же, в карман.
- Вы, кажется, в большом фаворе у большевиков и господина Ульянова-Ленина, - сказала ему Анна. - Так поспособствуйте освобождению царской семьи из сибирской ссылки.
- Не могу, о чем душевно сожалею, - напирая на "о", ответил ей великий писатель и помрачнел. - Меня самого со дня на день могут арестовать.
Но не писателя Горького арестовали большевики, а в третий раз за последний год Анну. Ее забрали по доносу писаря и старшей сестры ее госпиталя в Царском Селе, куда уехала Вырубова из Петрограда. Писарь и сестра прекрасно здесь устроились, потихоньку разворовывая лекарства и спекулируя ими по баснословным ценам. Присутствие бывшей хозяйки госпиталя они восприняли как угрозу своему личному благосостоянию и сочинили письмецо в ЧК.
* * *
Анна Вырубова нашла большевистскую тюрьму лучше застенков Временного правительства. Здесь и кормили лучше, и чище было, и не так издевались, только расстреливали здесь чаще. Соседями по камере Анны были баронесса Розен, хорошенькая госпожа Сенани, Варя-налетчица и Стеша из "гулящих". Стеша с Варей постоянно дрались и по ночам пытались удушить друг друга подушкой. Потом баронессу и госпожу Сенани расстреляли, а гулящую Стешу выпустили на волю, как "социально близкий элемент". А затем неожиданно выпустили Вырубову, ничего не объяснив.
Зиму 1919 года она прожила тихо. Часто ходила молиться в лавру, заходила домой к отцу Иоанну Кронштадтскому. А летом Анну снова арестовали.
- Долго ли меня здесь продержат на сей раз? - покорно спросила Вырубова.
- Здесь не держат, здесь расстреливают или отпускают, - улыбнулся ей чекист.
Но вместо допроса о бомбах и контрреволюционной агитации Анне неожиданно принесли ее же фотоальбом и попросили рассказать, кто изображен на той или иной фотографии.
- Ты смотри, какие миленькие! - сказал чекист, с явным интересом рассматривая снимки уже расстрелянных великих княжон.
После этого совместного просмотра альбома Анну отпустили, чекист галантно подвез ее до дому на казенной машине.
* * *
22 сентября Анна пошла молиться в церковь, припозднилась и заночевала у знакомых. Когда она с утра пришла домой, дверь ей открыла испуганная мать, а за спиной у нее торчали два штыка. Оказалось, что за Анной Вырубовой снова пришли двое из ЧК и просидели в засаде всю ночь. Анна уже привычно собралась в тюрьму. В коридоре ЧК ей пришлось прождать почти весь день. Тут же был мальчик лет двенадцати, худенький, болезненный, он укачивал на коленях маленькую сестренку.
- Идиот, - презрительно кивнули на него конвоиры.
Анна погладила мальчика по голове, он, похоже, действительно был слабоумным.
- Выпустят ли меня? - спросила его Анна.
Мальчик поднял на нее ясные лазоревые глаза.
- Если Бог простит, выпустят, если нет, то не выпустят. - Слова блаженного звучали бы вполне разумно, если бы главный чекист был богом.
Но он был, в представлении Анны, чертом, исчадием ада.
- Вырубову в Москву! - распорядился он. - К Дзержинскому.
* * *
Отконвоировать опасную преступницу Вырубову на вокзал, чтобы отправить ее к самому председателю ВЧК Феликсу Дзержинскому, было приказано двум солдатикам. Один был большой, другой маленький. Большой ленился куда-то ходить, поэтому маленький сказал ему:
- Ладно, ты сиди, я сам ее отведу. Видишь, она еле ходит, чай, не сбежит. Да и вообще скоро с ней будет покончено. - На то, что обреченная его слышит, солдат не обращал внимания.
Анна с солдатом вышли на Невский. Сияло солнце. После вонючей камеры у Анны закружилась голова. Тем временем солдат уже с кем-то разговаривал:
- В Москву ее отправляют.
- Хрен ее куда отправят, - усомнился его собеседник, такой же солдатик. - Поезда туда со вчерашнего дня не ходят.
- Мое дело маленькое, - пожал плечами конвоир. - Туда отведу, а потом обратно, если что. - И конвоир обернулся к Анне: - Ну, пошли на трамвай, болезная.
Трамвая пришлось ждать долго. Солдат отошел в сторону, вытянул шею и стал всматриваться вдоль Невского. В эту минуту Анна почувствовала, что кто-то тронул ее за локоть. Она резко обернулась. Какой-то человек в штатском, но по выправке офицер, тихо сказал ей:
- Вы меня, Анна Александровна, наверное, не помните. Но я вас буду помнить до гробовой доски, вы спасли мне жизнь.
Анна смущенно покачала головой:
- Простите, не могу вспомнить. - Она хотела добавить, что через ее госпиталь прошла не одна тысяча раненых и всех не упомнишь, но это вышло бы нескромно. Поэтому она лишь еще раз сконфуженно улыбнулась.
- Да, конечно, - быстро проговорил офицер и, сунув ей в руку пятисотрублевую бумажку, прошептал: - Не давайтесь в руки врагам.
Анна почувствовала, что ее словно кто-то подтолкнул. Она сделала шаг, потом второй, оглянулась на своего конвоира. Тот по-прежнему всматривался вдоль Невского. Анна поковыляла дальше, уже не оборачиваясь и с ужасом ожидая выстрела в спину. На углу Перинной линии она оглянулась: солдат бежал за ней, на ходу стягивая винтовку с плеча. Анна прислонилась к стене дома, ожидая неизбежного. Но солдат пробежал мимо и свернул на Екатерининский канал. Шапка с головы Анны свалилась, волосы упали на глаза, прохожие оглядывались, принимая ее за безумную.
Потом, отклеившись от стены, она похромала по Чернышеву переулку. На углу Загороднего проспекта стоял извозчик. Извозчик еще издали отрицательно замотал головой: