"Чтоб ты им подавилась, тварь! " Крикнул он в след.
Пролетев мимо и ударившись о стену, масло шматом скатилось вниз, оставив мокрый отпечаток.
Воспоминание пролетело дайджестом. Женя вскинула голову, пытаясь сообразить, о чем сейчас говорит Мартин.
Словно в ответ на её немой вопрос, он воровато под столом нащупал её руку и осторожно сжал в своей. Ей снова стало нестерпимо жарко и тревожно. Но не удушливой влюблённой волной, а мрачно и нехорошо в предчувствии грязного продолжения.
— Ты, как прошлую смену отработал? Голос Тоньки ворвался в её сознание, как отрезвляющий глоток холодной воды.
— Да, ничего, — Мартин пожал плечом, — нормально. Приходит ко мне под вечер мужик. Ну, такой лет 40–50. Садится за стойку и говорит:
— Эй, бармен, мне 200 грамм водки!
Я наливаю, мужик залпом выпивает и минут через десять:
— Эй, бармен, мне 200 грамм коньяку!
Я ему коньяк и все повторяется. Потом пошли текила, ром, виски. У меня уже глаза на лоб полезли, а он все пьёт и пьёт. Ну, я и спрашиваю:
— Послушайте, вы так много пьете и такие крепкие напитки. Может, у вас случилось что?
Тут мужик хлопает очередной бокал и говорит:
— Представь себе: мне сегодня исполнилось 50, и я первый раз в жизни узнал, что такое минет…
Я ему:
— Так что же вы? Нужно же радоваться! Можно сказать, вы только жить начинаете — это же прекрасно! Пошли бы в ресторан. Заказали шампанского, фруктов, пирожных…
Мужик вздыхает и говорит:
— Бесполезно… Этот вкус ничего не перебьет…
Последние слова потонули в оглушительном хохоте.
— Ну, и пи*дабол, ты Виклунд!
Женя и не заметила, как в студии появился уже немолодой мужчина, которого назвать владельцем бара можно было с очень большой натяжкой. Небольшого роста, коренастый и очень загорелый, он был облачён в какую-то чудовищную дизайнерскую рванину, в ушах болтались массивные серебряные кольца и весь образ довершала странная взрывообразная прическа. Его вряд ли можно было назвать красивым, но яркие голубые глаза в сеточке мелких морщин и совершенно фантастическая почти безумная улыбка делали грубоватое и простецкое лицо удивительно привлекательным. Мужчина был похож на светского тусовщика, фрилансера и рок-музыканта одновременно. Но на владельца бара он никак не тянул.
— Доброе утро!
Он быстро пожал их руки, при чём своё крепкое, совершенно недамское пожатие он продемонстрировал и Жене, стиснув её ладошку так, что она чуть не пискнула.
Он перекинулся с Мартином несколькими фразами на музыкальном специфическом жаргоне и неожиданно уставился на Женю.
— Ты фотограф? — без всякого вступления и церемонии знакомства, поинтересовался он, — Мартин показывал твою фотосессию.
— Ну, да. В общем да, — неуверенно промямлила Женя, — фотограф. Очень некстати вспомнилось то, что у неё нет ни диплома ни трудовой книжки и даже корочки об окончании курсов фотодела остались дома в Санкт-Петербурге.
— Очень интересная работа. Это правда, что ты сделала её одномоментно, без ретуши и фотошопа?
— Да, правда.
Это была похвала, но Женя не почувствовала ни малейшей радости.
— Это очень круто. Мартин, говорил, что ты журналист. Это так? — Женин собеседник немного помолчал и сделал Мартину знак, чтобы тот сварил для него кофе.
— Я не доучилась.
Это было плохо. Женя пока не знала, чем, но ей вдруг стало невыносимо стыдно от того, что она взрослая, здоровая девица не имеет ни приличного образования ни занятия.
— Ммм. Хорошо.
Что в этом хорошего? Новый знакомый смотрел на Женю, как Папа Карло на полено, собираясь вырезать из говорящей чурки весёлую и задорную куклу и от этого откровенного взгляда Женя чувствовала, что внутренности начинают сжиматься в тугой холодный комок.
Несмотря на упавшее настроение, она невольно уловила, исходящие от него ноты любопытства, но благоразумно промолчала.
Тем временем, он развернулся в её сторону и перекатываясь с пяток на носки, несколько минут разглядывал Женю в упор. В свою очередь она тоже оглядела начальника Мартина с ног до головы. Небольшого роста, уже не молодой, да и не особенно привлекательный. На голове странная причёска, пронзительно холодные голубые глаза. Такое ощущение, что он видит её насквозь и увиденное его отчаянно раздражает.
— Тапио, — вошедший неожиданно расплылся в совершенно сумасшедшей улыбке.
— Что? — не поняла она.
— Я Тапио. Мы ведь кажется не знакомились.