со всеми. Никогда не знаешь какая очередная байка припрятана у Мартина в рукаве. — Тебе удобно? — поинтересовался он. — Да. Всё хорошо. Почему то до слёз. Кто и когда о ней заботился. Мартин встал со своего места: — Я пойду с Эриком поговорю. Не скучай. И он перебрался на соседний ряд. — У вас чего это? Серьёзно? — от размышлений её неожиданно отвлёк вопрос Ольгерда. Женя немного побаивалась его и до сих пор столько откровенные вопросы между ними не возникали. Но Ольги относился к той категории людей, кто в пьяном состоянии становился удивительно мягким и слезливо-расслабленным. — Так чего? — упрямо переспросил Ольгерд, — действительно серьёзно? — Да… Нет… Не знаю… Хотелось бы надеяться. Женя растерялась, а Ольгерд задумчиво хмыкнул. Он не относился к породе интеллектуалов и порой думал столь напряжённо, что Жене отчётливо слышался скрип его мозгов. — Не знаю. Ты чем то похожа на Йоханну. — Кто это? — Наш первый лидер и первая любовь Мартина. — Ваш первый лидер? — изумилась Женя, — вашим первым лидером была девушка? Про то, что у Мартина была первая любовь она спросить не решилась. Разумеется у Мартина, как у любого нормального человека вполне могли быть чувства, но из-за сложившегося впечатления факт показался неожиданно странным. С ним вообще не вязались такие понятия, как привязанность и продолжительность отношений. А сокрытие этого момента, пусть и ненамеренное, неожиданно вызвали у Жени жгучую ревность. Даже не ревность — досаду. Ей стало крайне неприятно. — Да звучит несколько странно. Мы ведь начали ещё в школе. Нас изначально было пятеро. Парень по имени… них*я не помню его имени… отвалил почти сразу, а Йоханна… — Что Йоханна? — А, что Мартин тебе ничего не рассказывал? — Ольгерд неожиданно насторожился, видимо сообразив, что не все секреты другого человека, пусть и публичной личности, полезно выносить на всеобщее обсуждение. — Я думал ты знаешь, — он попытался отмахнуться. — Рассказывай раз уж начал. — Да рассказывать особо нечего, — Ольгерд снова попытался увильнуть от прямого ответа. — Ольги, я действительно ничего не знаю. И обещаю, что всё рассказанное останется между нами. Если ты, конечно, посчитаешь это нужным. — Ну, — протянул Ольгерд, — трудно конечно представить, что лидером школьной рок-группы может быть девчонка. Знаешь, она была такая… — Почему была? — Слушай и не перебивай раз уж я начал. Женя кивнула. — Такая… такая… тихая, молчаливая, — ораторство явно не было коньком Ольгерда и он напряженно наморщил лоб, — одним словом, очень похожая на тебя. Однако, спорить с ней не решался даже я. Она была необыкновенным человеком. Знаешь такая солнечная, беззащитная, словно большой ребёнок и в тоже время, необыкновенно сильная. С таким несгибаемым стержнем внутри, — разговорился Ольгерд, — нам всего то было по четырнадцать лет, но мы отлично понимали насколько Йоханна мудрая и чувствительная. Мы соперничали с Мартином. А Йоханна просто брала и вела. Среди нас самый талантливый Марти, но у Йоханны было такое необыкновенное чутьё. Она знала, как играть. Знала, как подать группу. Знала, что может понравится публике. Чему стоит отдать предпочтение сейчас, а, что необходимо отложить. Дать материалу отлежаться. Обдумать его и отработать ещё раз. Она была ни сколько музыкантом, сколько необычайно талантливым организатором. Ольгерд неожиданно замолчал. — Почему ты говоришь о Йоханне в прошедшем времени? Они расстались с Мартином? Поссорились? — осторожно поинтересовалась Женя. — У них были такие отношения, которым завидовали все. Они понимали друг друга без слов. Просто чувствовали на ментальном уровне. Порой казалось, что Мартин и Йоханна созданы друг для друга. Знаешь, как две половинки из разных уголков Вселенной. Я до сих пор затрудняюсь объяснить почему Йоханна не сказала Мартину о своём диагнозе. У неё был рак крови. Какая-то особо тяжёлая скоротечная форма. Не знаю, как можно в четырнадцать лет принять такой приговор. Наверное, она щадила Мартина. Не хотела, что бы ему было больно. Всё-равно потом всё открылось. — Она умерла? — чуть слышно шепнула Женя. — Да. Мы тогда ещё не очень понимали, что такое рак. Особенно в четырнадцать лет. Игра в группе. Первые девочки. Первый успех. Мы делали то, что было заложено Йоханной. Впрочем, я и Тони особо не заморачивались. Думали, что всё это не серьёзно. Что всё пройдёт. Какие могут быть болезни в таком возрасте. А Мартин был всё время рядом с ней. Это я сейчас понимаю, как нелегко ему пришлось. Тем более он иностранец. Рос с одной матерью и не пользовался популярностью у учителей. Йоханна умерла у него на руках и Мартин дал ей слово не бросать группу. Сделать всё возможное для её существования. Йоханна очень хотела жить и играть. Между прочим, ни я ни Тони ничего не знали про обещание Мартина. Я случайно услышал об этом от одной девчонки. Её тётя служила в больнице медсестрой и присутствовала при их последнем разговоре. Несколько минут Женя молчала. Рассказ Ольгерда её потряс. Впечатление о Мартине буквально встало на дыбы. Тысяча вопросов. И главный почему он не захотел поделиться с ней этой историей. Смешливый расп*здяй и болтун. Она и не представляла насколько оказалась недальновидной и поглощённая своими заботами, составила совершенно неверное впечатление о человеке. И чувство вины. Снова и снова. Как извернуться, что бы погасить в себе угрызения совести. Такое ощущение, что теперь она виновата ещё и перед Мартином за тайное обладание его секретом. — Ну, как не скучала? Он появился неожиданно и нырнул в их уютный уголок в самом конце салона, между иллюминатором и стенкой. — Меня Ольгерд беседой развлекал. Как бы ей хотелось, что бы Мартин рассказал о Йоханне сам. Как бы ей хотелось его доверия и откровенности. Но нет, наверное, ещё не заслужила. И ей совершенно не хочется причинять Мартину боль. Зачем бередить такую травму? — А я тут анекдот вспомнил. Давай расскажу. Мартин машинально взял её руку в свою. Провёл по ложбинке между большим и указательным пальцем. Задержал подушечки пальцев на внутренней стороне ладони. До жара и мучительного сердцебиения. — Сидят рядом в самолёте молодая девушка и католический священник. Самолёт заходит на посадку и девушка обращается к священнику: — Падре! Мне очень неудобно вас просить, но не могли бы вы мне помочь? Дело в том, что я купила себе новую дорогую бритву для женщин, которую нужно задекларировать. Но у меня нет денег! Будьте так добры и спрячьте эту бритву под своей сутаной, таможенники ничего не заметят! — Дочь моя! — отвечает священник, — Врать грешно! Но мой долг — помогать людям, я постараюсь что-нибудь придумать. Самолёт приземлился, пассажиры проходят через полосу таможенного контроля. Таможенник спрашивает у священника: — Отче, есть ли у вас что-нибудь под сутаной, что необходимо было бы задекларировать? — Выше пояса нет, сын мой. — А ниже пояса? — А ниже пояса у меня есть прибор для женщин, которым ещё никто не пользовался. — Всё ясно, падре, проходите. Следующий! Женя невольно заулыбалась. С Мартином просто невозможно быть серьёзной. Она почти готова произнести сакральные слова, а он со своими нескончаемыми анекдотами. — Я с ночной смены, спать хочу. Составишь компанию? — Не знаю. Наверное, — Женя попыталась поймать взгляд Мартина, — Если хочешь. Взять тебе плед? — Пожалуй. Она укрыла его пледом, подсунула надувную подушку. Несколько минут они лежали молча. Женя гладила Мартина под пледом по груди, по животу и чувствовала, как его кожа нервно подрагивает под её пальцами от нетерпения. — Прекрати, — он вытащил руку Жени наружу, — иначе я затащу тебя в сортир и трахну в не самой романтичной позе, максимально согнув к унитазу. — У тебя большой опыт по траху в туалете самолёта? — Достаточный, — огрызнулся Мартин. Как-будто, что-то почувствовал. Высвободился из её рук, повернулся на бок, на сколько это было возможно в кресле, и уткнулся носом в иллюминатор, — ты же не хочешь. Не буду напрягать. И действительно заснул. Женя невольно залюбовалась на своего спящего мальчика. Во сне этот здоровенный лось неожиданно становился умилительно беззащитным и она невольно замерла от нахлынувшего чувства нежности.