Наверное, с кем-то другим этот способ общения был бы совершенно неприемлем. Для Жени желание защищать своё личное пространство стало обычным делом. Нежелание прикасаться и общаться с другими людьми, особенно незнакомыми было почти гипертрофированным. Но прикосновения Мартина были неожиданно приятными и она всякий раз наслаждалась его ласками со странным вороватым ощущением.
— Сцена там, — и он махнул рукой в направлении старинного замка, — сейчас разгрузимся и пойдём к организаторам. А потом, если хочешь в музей или на озеро.
— Здесь и музей есть? — удивилась она.
— Конечно, — в их разговор влез Тонька, — здесь вне фестивалей целый комплекс развлечений. Музей. Площадка для реконструкций и ролевых игр. Здесь классно. Сама увидишь.
Тем временем со стороны крепости донеслась бодрая барабанная дробь, многократно усиленная простором озера. Только сейчас она обратила внимание, что в огромные крепостные ворота не спеша затекает толпа зрителей. Пока ещё не очень большая, но к вечеру грозящая перейти в нескончаемый поток.
Женя огляделась ещё раз. Симпатичный зелёный городок. Пристань с несколькими речными теплоходами, невысокие кубики домов. А ещё грубая громада крепости, многократно усиленные обрывки музыки и, какая-то нервно хохочущая, истеричная и взволнованная толпа.
— Кстати, — Мартин неожиданно и без всякого смущения, пристально уставился в Женино декольте, —
Как ты думаешь, что общего между сиськами и игрушками? — затем выразительно помолчал и совершенно серьёзно добавил:
— Они созданы для детей, но играются папы.
И не дав Жене опомниться, подхватил её под руку:
— Пойдём, покажу гостиницу и штаб фестиваля.
К небольшому удивлению Жени гостиница и штаб располагались не на суше, а на самом острове, в недрах крепости. Они миновали извилистый каменный коридор, сложенный из громадных, зелёных от времени, булыжников и вынырнули из тёмного приземистого туннеля на небольшой каменистый пятачок. Залитую солнцем площадку окаймляла полукруглая галерея, посреди этой каменной террасы росло совершенно сухое и одновременно всё ещё живое дерево. Справа был проход к затянутой парусиной сцене, а слева глубь довольно мрачных и низких коридоров.
Всё то недолгое время пока Мартин общался с организаторами концерта Женя пыталась сосредоточиться на двух вещах сразу. Сначала она добросовестно пыталась вникнуть в мелкие организационные моменты, но её мысли вдруг соскочили с колеи и наблюдая, как секретарь проверяет документы, совершенно неожиданно похолодела от посетившей её мысли.
Накатившие проблемы, встали перед Женей во весь свой реальный и чудовищный рост. Её первая виза была выдана сроком на пол-года и истекала буквально на днях. Она и раньше задумывалась о том, как будет разруливать сложившуюся ситуацию, но поглощённая морем событий не вникала в ситуацию в полной мере. Однако сейчас, когда Мартин решил познакомить её с тонкостями менеджерской работы, поняла в какое ужасное положение попала. То, что ей придётся возвратиться домой, как-то объясняться с Игорем, объявить себя живой, предстать перед глазами родителей накатило с пугающей ледяной реальностью.
От предстоящих проблем Жене стало до такой степени страшно, что она непроизвольно вцепилась Мартину в руку и почувствовала, как потемнело в глазах. Сейчас, как никогда ей была нужна была поддержка и помощь. Возможно даже материального и юридического характера. При чём моральная сторона вопроса пугала её гораздо сильнее, чем столкновение с отечественным правосудием. Встреча с Игорем была настолько реальной и пугающей, что идеально выполненный побег показался нелепой и глупой акцией.
— Ну, как? Что-нибудь поняла? — поинтересовался Мартин, когда они вышли от организаторов и направились в сторону своих номеров.
— Отстань от меня, — Женя рявкнула на Мартина машинально, не в состоянии совладать с накатившим на неё чувством паники, — оставь меня в покое.
Мартин изумлённо захлопал глазами, но сдержался и пожав плечами, молча прошёл вперёд, однако, судя по его напряженной спине, чувствовалось, что он обиделся.