Какое место занимала я в ее жизни? Иногда мне кажется, что ни ее дочерям, ни даже ей самой не было до меня особого дела. Это чувство накатывало на меня без предупреждения, чувство пустоты, как будто меня не существовало. Были только они втроем, две девочки и она: после смерти отца, после развода со вторым мужем. Я обреталась где-то на обочине, и наш брат тоже хотя мы занимали столько места в ее ранние годы.
Я никогда не была уверена в ее чувствах вообще к кому-либо, кроме ее собственных дочерей. Я знаю как она скучала по ним, когда их не было рядом, потому что она вдруг делалась такой тихой. Или когда они собирались уходить — из меблированного домика на пляже, «пока-пока» у входной двери, трава, растущая из песка за машинами, серая шиферная крыша в лучах солнца, запах рыбы и креозота, солнечный блеск, отражающийся от машин, потом хлопок входной дверью, хлопок дверцей машины, хлопок другой дверцей и ее молчание, пока она наблюдала за ними. Именно когда она молчала, мне казалось, что я могу проникнуть в ее чувства, заглянуть в них, и эти чувства касались большей частью ее дочерей.
Но, мне кажется, ее чувства по отношению к нашей матери были для нее тяжким грузом, по крайней мере, когда они были рядом. Когда мать была далеко, может быть, ей было легче простить ее. Наша мать всегда старалась переступить через нее, чтобы взобраться повыше, она всегда должна была быть права, всегда должна быть лучше нее, да и всех нас, по большей части. Ужасающая невинность, с которой она это делала. По большей части она сама этого не понимала.
Последний наш разговор был по междугороднему телефону. Она сказала, что плохо видит с правой стороны.
Она заполняла документ, увидела слово дата и вписала сегодняшнее число, не увидела, что там дальше есть еще слова и надо было написать дату рождения. Мы поговорили еще немного, и, наверное, под конец я добавила что-то насчет созвониться на днях или что пусть она держит меня в курсе дела насчет своего самочувствия, потому что она ответила: она не хочет разговаривать, хочет сберечь все свои силы на то, чтобы говорить с дочерьми. Когда она произносила эти слова, ее голос казался то ли далеким, то ли совсем усталым, она не попыталась никак смягчить сказанное или извиниться. Больше мы не разговаривали. Я чувствовала себя изгнанной, как будто она выгнала меня из своей жизни. Но на самом деле за холодностью тона стоял страх, она была полностью поглощена тем, что происходило с ней, и вовсе не хотела меня обидеть.
После того как она умерла, я все время возвращалась к этому, пыталась понять, как она относилась ко мне, измерить ее чувства, отыскать доказательства нежности или любви, измерить эту любовь, убедиться в ней. Должно быть, она испытывала ко мне смешанные чувства: я была намного младше — моя жизнь в семье была несравнимо проще, чем ее. Наверное, ей было завидно, и эта зависть не проходила даже спустя годы. И все же она хотела бы ть со мной, приходила ко мне в гости, навещала меня, ночевала у меня в гостиной — как минимум два раза. Приходила она не раз. Может быть, как раз во время одного из таких визитов я услышала, как у ее постели полночи напролет тихонько играет маленький радиоприемник, а может быть, это было в одном из домиков у моря, которые мы снимали на лето, песок на полу, чужая мебель, чужие картины на стенах? Она плохо спала, она не выключала радио и читала детективы до поздней ночи.
И я тоже приезжала к ней и оставалась у нее, однажды я прожила у нее довольно долгое время, когда мне надо было деваться куда-нибудь подальше от родителей. Иногда я думала, что она впустила меня из чувства долга, все-таки я ее младшая сестра, ведь у меня всегда были свои проблемы.
Она всегда присылала посылку заранее. Внутри каждый подарок лежал завернутый в папиросную бумагу или в более жесткую оберточную бумагу. Столько подарков — она выбирала их, покупала, заворачивала в веселенькие обертки, подписывала своим крупным почерком — черным или цветным маркером прямо по оберточной бумаге, и отправляла заранее, недели за две.
Я всегда придавала слишком большое значение подаркам. В детстве этот праздник был для меня главным моментом всего года, и с возрастом это совсем не изменилось. В этот день год достигает своего апогея, и уступает место новому, и годовой круг начинается снова, чтобы потом снова завершиться в этом празднике.