Раньше я считала, что подобные места так и должны оставаться вдалеке, что я должна смотреть на них с какой — то тоской, что они должны быть почти воображаемыми. Но теперь, когда я чувствую себя отделенной от своей прежней жизни, я думаю, что могла бы как-нибудь съездить туда.
В то же время, я чувствовала больше близости к незнакомцам. Как будто между нами больше не было дистанции. Не знаю, было ли это как-то связано с чувством отделенности от жизни. Думаю, под «жизнью» я подразумевала повседневные заботы, планы и ограничения, которые больше меня не касались. Сильнее всего я чувствовала эту близость к незнакомцам на автобусных остановках, потому что там собирается сразу много незнакомцев, и я иной раз наблюдаю за ними целый час или два, например, когда жду ночного автобуса домой и сижу в кафе, сочиняя письмо или просматривая студенческие работы.
Надо сказать, когда занятие уже началось, напряжение уже не ощущается так сильно, как в предшествующие часы и особенно в последние десять-двадцать минут. Самое худшее — это последний момент, когда я встаю со стула, беру свой портфель и открываю дверь своего кабинета. Даже какие-нибудь пять минут, пять минут, оставшихся на сидение в кабинете, придают мне сил и чувство защищенности, хотя это слишком короткий промежуток времени, чтобы потратить его на что-то полезное. Но пяти минут достаточно, чтобы встать щитом между мной и той самой последней минутой.
Я должна бы понимать, что сам час занятия будет не таким ужасным, как десять или двадцать минут перед ним, а особенно последняя минута. Если бы я действительно знала, что занятие пройдет не так уж плохо, я бы так его не боялась, и, конечно, эти последние десять или двадцать минут были бы более терпимыми. Но я никак не могу себя в этом убедить. К тому же иногда оно и правда проходит плохо.
Однажды, например, дискуссия вышла из-под контроля, и некоторые студенты позволили себе оскорбительные высказывания в адрес определенных групп, и так как мне не удалось пресечь это сразу же, кто-нибудь мог бы подумать, что я такое допускаю и даже поощряю. Некоторые другие студенты и я тоже испытывали все нарастающий дискомфорт по мере продолжения дискуссии. Более опытный преподаватель сумел бы воспользоваться ситуацией и повернуть дискуссию по-другому, предложив, например, поразмыслить о вреде или, наоборот, пользе обобщений и стереотипов. Но мне ничего подобного в голову с ходу не пришло, и занятие окончилось на скверной ноте. Потом, уже дома, меня осенили кое-какие удачные и остроумные идеи, которые могли бы мне пригодиться, но было уже поздно. Я с ужасом ждала следующего занятия, предчувствуя, какой натянутой и недружелюбной будет атмосфера. И я не ошиблась.
Не так часто случается, что дискуссия поворачивает не туда, куда надо. Чаще просто попадаешь в неловкое положение. Иногда я замолкаю во время лекции, не потому, что не могу сразу подобрать подходящее выражение, а потому, что я сбилась с объяснения, запуталась и мне надо придумать, как закончить свою речь таким образом, чтобы она не показалась бессмысленной. Когда я замолкаю, студенты начинают слушать более внимательно. Им интересно, когда я наталкиваюсь на препятствия, а не когда речь льется плавно, сама собой. И чем внимательнее они на меня смотрят, ожидая, что я скажу дальше, тем больше я теряюсь и не знаю что сказать. Я боюсь, что меня совсем парализует от страха. Приходится играть, скрывая что я почти парализована, и выдавать какое-то заключение, пусть и временное. После этого они теряют интерес.
Но больше всего я боюсь не ситуаций, с которыми мне не удается справиться, и не неловких моментов, когда я чувствую себя не в своей тарелке. Я боюсь чего-то более масштабного. Я не хочу быть в центре внимания большой группы студентов, которые следят за каждым моим словом или жестом. Это игра не на равных. Их так много, они сидят рядами, уставившись на одного-единственного человека напротив. Кажется, что даже мое лицо изменяется. Оно становится более уязвимым, потому что на него смотрят не дружелюбно, как смотрел бы друг или знакомый, или даже служащий в магазине или банке, а изучающе, как на чужеродный объект. Чем скучнее моим студентам, тем сильнее мое лицо и тело превращаются в чужеродные объекты для критического разглядывания. Я знаю это, ведь я сама была студенткой.
Верно замечено, что первая встреча с классом совсем не такая сложная, как последующие, потому что в первый день столько всего надо успеть сделать, и с этим я отлично справляюсь. Я отмечаю присутствующих, я объясняю, что мы будем изучать и что от них требуется. Я не стесняюсь копаться в своих заметках и распечатках, потому что в первый день так делают почти все преподаватели. Мне придает сил понимание того, что в жизни этих студентов было столько преподавателей, профессиональных, уверенных в себе и сильных преподавателей, что я тоже могу притвориться уверенным в себе, даже требовательным преподавателем, и они поверят. Иногда я играю так хорошо, что мне удается поддерживать их в этом убеждении и позже.