За шесть месяцев до того его едва не осудили за опасную езду. Вот почему он всюду ездил в лимузине с шофером. Я пробормотала: «Полиция все равно узнает. Когда Мона придет в себя, она скажет правду».
Рик начал меня уговаривать: «Если ты попросишь ее об этом, она ничего не скажет. Пообещай, что попросишь ее. А полиция не станет разбираться. Ведь никто другой не пострадал».
Я пообещала. Но ни о чем просить не пришлось. Когда ты очнулась, то была убеждена, что вела машину сама.
Прости меня. Прости за все. Я должна была сказать тебе правду… Но Рик вцепился в тебя мертвой хваткой, а мне не хотелось его огорчать. Ты выглядела несчастной, но держалась молодцом. И тут я сказала себе: Мона взрослая женщина, а не ребенок. Если она захочет, то уйдет от Рика сама.
Однако в глубине души я знала, что тебя удерживает здесь только чувство вины. Прости меня. — Ее светло-голубые глаза снова наполнились влагой.
Мона, сидевшая неподвижно как статуя и молча смотревшая на Ивлин, быстро сказала:
— Пожалуйста, не расстраивайся… хотя бы ради ребенка.
Ивлин сделала героическую попытку сдержаться.
— Жаль, что я не рассказала тебе об этом раньше.
— Не понимаю, почему ты решила все рассказать сейчас, — произнесла Мона.
— Мне давно хотелось сделать это. Я была счастлива сама и не хотела, чтобы кто-то рядом был несчастлив. Но каждый раз я вспоминала о Рике, и у меня не хватало смелости открыть рот. А сегодня утром приехал Брет. Рассказал о том, что он сделал, и добавил, что не позволит тебе вернуться к Рику, пока, как он выразился, «дверь клетки не откроется».
Он застал меня врасплох, и сначала я решила молчать как скала. Но вскоре выяснилось, что Брет ждал чего-то подобного. В конце концов он заставил меня выложить правду. Он выглядел таким грозным, что я не посмела… — Ивлин закусила губу и добавила: — На самом деле я ужасная трусиха. Если Рик узнает, что я предала его…
— Если узнает, то не от меня, — поклялась Мона.
— Спасибо… — Ивлин снова чуть не разрыдалась.
Потом наступило долгое молчание. Наконец Ивлин справилась с собой и спросила:
— Что ты собираешься делать? Теперь ты знаешь, что авария не твоих рук дело, и избавишься от чувства вины…
Мона, которая еще не успела всего осмыслить, ответила:
— Еще не знаю. Понимаешь, в какой-то мере я продолжаю ощущать свою ответственность. Если бы я немного потерпела и сказала, что хочу расторгнуть помолвку, уже в «Голубой лагуне», никакой аварии не было бы…
Черные брови Брета сошлись на переносице.
— Если верно, что мы обязаны отвечать за свои поступки, то как быть с Хаббардом? Не ты направила машину в дерево…
— Брет абсолютно прав, — вмешалась Ивлин. — Этого не случилось бы, если бы Рик держал себя в руках. Во всем виноват только он. В детстве мы оба были слишком вспыльчивыми, но я с годами научилась сдерживаться. А он — нет. Хорошо, что Кларис знает, как следует с ним обращаться… Конечно, она любит его, и это облегчает ее задачу. Я могу поклясться, что она тоже ему нравится. Вчера вечером Рик страшно злился, стоило ей посмотреть на другого мужчину. Знаешь, если бы твое присутствие… гм… не осложняло дело, я бы подумала, что они могут поладить. — Ивлин повернулась к Брету и спросила: — А ты как считаешь?
Он ответил, тщательно взвешивая слова:
— Я согласен с тобой. Кларис любит его. Хотя она чувствует себя виноватой перед Моной, но помогала мне бескорыстно. А что касается Рика, то мания не бывает вечной. Я знаю случаи, когда мужчины женились на своих сиделках…
Едва он произнес эти слова, как появился Паоло и пошел к ним прямо через газон.
— Я достаточно долго отсутствовал?
— Твое чувство времени безупречно, — заверил его Брет.
Паоло подошел к жене, наклонился и нежно поцеловал.
— Carissima, прости за то, что я рассердился на тебя.
Супруги улыбнулись друг другу; в их глазах светилась безошибочно узнаваемая любовь.
Гигантский кулак сжал сердце Моны. Она знала, что продала бы душу за такой же взгляд Брета.
Потом Паоло повернулся к Моне и сказал:
— Ну что, моя дорогая, теперь тебе стало легче?
— Конечно, легче. — Мона действительно чув ствовала огромное облегчение. Желая оконча-тельно успокоить Ивлин, она добавила: — Если бы мне посчастливилось иметь брата, я сделала бы для него то же самое. Сантини тепло улыбнулся.
— Раз так, может быть, выпьем чаю? — А потом повернулся к Брету и спросил: — Или ты предпочитаешь пиво?
Брет пристально посмотрел на Мону и покачал головой.
— Нет, спасибо. Нам пора ехать. — Он встал, протянул Моне руку и помог ей подняться.
Ивлин тоже встала, и женщины крепко обнялись.
Паоло поднес руку Моны к губам, хлопнул Брета по плечу, и все четверо пошли к машине.
У Моны подкашивались ноги, и Брет взял ее за локоть. Однако даже с его помощью она едва доплелась до «мерседеса» и обрадовалась, когда очутилась на пассажирском сиденье.
Спустя мгновение машина тронулась. Ивлин и Паоло стояли, взявшись за руки, и махали им вслед.
— Куда теперь? — спросил Брет, когда они выехали на шоссе. Изо всех сил стараясь быть беспристрастным и дать Моне возможность принять решение самостоятельно, он спросил: — Ты не хочешь до разговора с Хаббардом съездить куда-нибудь в тихое место и подумать часок-другой?
Но Мона уже приняла решение и твердо сказала:
— Нет, думать тут не о чем. Вези меня прямо в «Голубую лагуну».
Смуглые пальцы судорожно сжали руль, но, к удивлению Моны, Брет не стал спрашивать, что она скажет, когда очутится там. Он произнес только два слова:
— Ты уверена?
— Уверена.
Моне хотелось как можно скорее оставить все позади, хотя мысль о предстоящем разговоре заставляла ее нервничать.
Через пятнадцать минут Брет молча въехал на аллею и припарковался перед домом, дав понять, что не собирается прятаться. Никто не вышел им навстречу, и Мона решила, что в такой чудесный день все собрались у бассейна.
Если Рик тоже там, будет страшно неудобно. Мона догадывалась, что, несмотря на все старания Кларис, Рик зол как черт. А она слишком хорошо знала, что в таком состоянии он скажет все, что о ней думает, не выбирая слов и не обращая внимания на присутствующих.
Брет взглянул на ее бледное, напряженное лицо и предложил:
— Давай я сам поговорю с ним.
Мона покачала головой. Как бы ни страшил ее предстоящий разговор, это должна сделать она сама.
И тут у Брета вырвалось:
— Что ты собираешься делать?
Его вмешательство и решимость установить истину помогли «открыть клетку». Казалось, теперь Брету все равно, покинет она клетку или останется в ней. Но в глубине души Мона знала, что это не так. Брет не успокоится, пока она не выйдет на свободу. Но вот для кого он это делает? Для нее или для себя?
Впрочем, она была благодарна ему в любом случае.
Поняв, что он все еще ждет ответа, Мона твердо сказала:
— Я собираюсь вернуть ему кольцо. Однако Брет не успокоился.
— Ты не передумаешь? Что бы он ни сказал?
— Не передумаю.
Напряжение оставило его, и Мона тут же поняла, какое облегчение испытал Брет. Но прошла секунда, и его лицо снова превратилось в бесстрастную маску.
Он вышел из машины, открыл Моне дверцу и, держась так, словно был здесь хозяином, повел ее в гостиную.
Дворецкий Мелвилл вырос перед ними, словно по мановению волшебной палочки, как будто желал доказать Рику, что его слуги всегда на посту.
— А, это вы, мисс. Босс уже несколько раз спрашивал о вас.
— Мелвилл, вы случайно не знаете, где он?
— Думаю, отдыхает в своих покоях, мисс.
— Спасибо, — с облегчением улыбнулась Мона.
Нужно было поговорить с ним как можно скорее. Там их никто не подслушает.
Зная, что присутствие Брета выведет Рика из себя, она на мгновение задумалась. Не сказать ли, что она предпочитает поговорить с Ри-ком наедине?
Но решительный вид Брета заставил ее понять, что это бесполезно. Он намерен увидеть происходящее собственными глазами. В сопровождении Брета она добралась до покоев Рика и негромко постучалась.