Что касается популярности грустно-жалобных песен от мужского лица а-ля рыцарь печального образа Пьеро – вполне возможно, что у нашего народа в то время был такой менталитет. Вспомните: все «дворовые» песни в беседке под гитару были мужскими. Далее: успешные в нашей юности ВИА пели «мужские» песни, большинство их участников были мужчинами, большинство западных супергрупп были мужскими. Наконец, тот же феномен «Ласкового мая» показал, что именно зрительницы – основная часть публики. По крайней мере, нашей. Женщины приводили с собой на концерты своих мужчин, но содержание песен и манера их исполнения… Каждая зрительница или слушательница примеряла слова песни на себя, мечтала о таком же отношении к себе, которое декларировал герой песни.
«Ах, какая женщина…» была написана нами в конце 1994-го, а завоевала страну аж в 1996-м, когда нас пригласили на «Песню года». Мы к тому времени очень много денег занесли (вполне официально) на различные телеканалы для ее популяризации, видя по реакции зрителей на концертах, что песня правильная и что мы не зря приняли решение оставить ее в своем репертуаре. Но к тому времени – после ухода Казаченко из группы – основной упор при создании репертуара делался уже на Нину Кирсо. И после «Ах, какая женщина…» не менее колоссальный и не менее заслуженный успех получили «женские» песни в исполнении Нины. В общем, я не считаю, что наши «женские» песни менее удачны или менее популярны. Они были «недораскручены» – это да. Если бы к этим песням были приложены – повторюсь, вполне официально – такие же денежные средства в адрес центральных телеканалов и радиостанций, то неизвестно, какие бы песни были популярнее.
На концертах «Фристайла» бывали случаи, когда после «Ах, какая женщина» на сцену выходил молодой человек, просил микрофон и делал предложение своей девушке, находившейся в этот момент в зале. Отказа не было ни разу. А Нина Кирсо любила рассказывать историю о знакомой женщине, которая однажды сказала, что хотела бы, чтобы эта песня звучала у нее на похоронах.
Я никогда не читаю модных журналов – не думаю, что они от этого страдают. Когда мы начинали, самыми модными журналами были «Работница», «Крестьянка», а газетами – «Комсомольская правда» и «Московский комсомолец». Так вот, они о нас писали с удовольствием. Нас презирает «столичная интеллигенция»? А кто это? Для меня столичная интеллигенция – это, например, диктор ЦТ, народная артистка РФ Светлана Моргунова, с которой мы немало концертов в свое время провели вместе и которая нас всегда уважала; заслуженный артист России, поэт Симон Осиашвили, с которым мы вместе написали несколько песен; многие наши коллеги-артисты. Среди наших хороших знакомых есть и депутаты, и губернаторы, и с таким [презрительным] отношением мы не сталкивались никогда. Наша аудитория – народ, а не так называемая элита. Элитарная и популярная музыка – это два разных вида искусства; так было и так будет. Элитарная музыка играется в камерных залах, а популярная собирает стадионы и дворцы спорта.
Еще до «Фристайла» мы работали как аккомпанирующий и разогревающий коллектив с Михаилом Муромовым. Когда на его концертах зрители, которые пришли к нему, стали нести цветы нам после наших собственных песен, он устроил «профсоюзное собрание», требуя, чтобы мы не тратили время на свои «песенки», а репетировали его творения, причем «даже в туалете». Но я благодарен Муромову за науку и собственный пример, потому что лично я всегда был поклонником другой музыки: моими кумирами были сначала, в детстве, The Beatles, потом – Steely Dan и другие яркие представители джаз-рока. И когда мы начинали, мы открывали программу сложными инструментальными джаз-рок-увертюрами, ожидая оглушительного приема. А получали «два хлопка». А потом выходил Муромов, и от «Яблок на снегу» стадионы бесновались, как мы сейчас можем наблюдать в старой хронике про The Beatles. И я понял, что нужен другой подход: петь надо для зрителей, а не для себя любимого. Неслучайно наши первые магнитоальбомы мы назвали, обращаясь к нашим будущим поклонникам: «Получите!». Жизнь показала мою правоту, но она же и заставила понять, принять и полюбить такую музыку – ведь невозможно творить «из-под палки», если сам не любишь дело рук своих.
Я считаю, что каждый народ носит где-то в сердце, в крови, ту музыку, которую он слышал еще в утробе матери, с которой он рос и воспитывался. Не будут, скажем, китайцы во время застолья горланить «Ой, мороз, мороз», папуасы – «Ой чий то кінь стоїть», а русские или украинцы – «U can’t touch this». А если сравнивать те и эти времена… Совершеннее стала техника, появились более интересные звуки – раньше мы даже не знали, что такие звуки возможны в принципе. В стихах тоже есть отличия – я часто возражаю [своему соавтору] Сергею Кузнецову при обсуждении песенных текстов: «Сейчас так не говорят» (впрочем, в последнее время – реже). А в цене по-прежнему простота и искренность. Если песня написана от души – она найдет дорогу к слушателю.