Это же был 1995 год – время не самое радужное. А у вас идиллия, бабочки. Это такой эскапизм?
Мир поэта не связан с действительностью. Вся эта суета за окном остается. А здесь уже другие образы, другие ангелы летают – понимаете, о чем я? И Наташа замечательно спела. Мы тут совсем недавно были с ней на одном дне рождения, и она сказала: «Я хочу выпить за Илью Резника, потому что он написал две песни, которые меня кормят, – “Маленькая страна” и “Лето кастаньет”». И я ей ответил: «Спасибо, Наташка. Ты одна из немногих, кто говорит за песню “спасибо”».
Вы же столько текстов написали – наверняка понимаете, как они становятся хитами?
Можно одну просьбу? Давайте говорить не «текст», а «стихотворение».
Хорошо. А вы себя вообще считаете поэтом?
А кем же я должен себя считать?
Ну это все-таки серьезное довольно слово…
Ну почитайте мой четырехтомник, мои молитвы, мои четверостишия. А потом скажете, поэт я или не поэт.
Договорились. И все-таки – вы всегда понимаете, когда пишете хит?
Я об этом не думаю. У меня просто так получается – и все. Ну о чем вы говорите?! Я просто чувствую этот жанр. Знаю, что воспринимается нашим народом, как он сочувствует, чему сопереживает.
И чему?
Наш русский народ любит радоваться и страдать, но прежде всего он любит простые и ясные слова. В песне должна быть гениальная простота. Не примитив, а именно ясность образа. Вот я для Аллы Пугачевой написал: «Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего». Вот он – народный тезис.
А как это вообще происходит? Вы когда-нибудь обсуждаете с исполнителем текст, пока он не закончен? Позволяете в него вмешиваться?
Если кому-то букву вдруг неудобно гласную петь в конце, можно переделать окончание. По-разному бывает. Но вот Лайма [Вайкуле], например, нам с [композитором Раймондом] Паулсом очень доверяла. Ни одного слова не было исправлено в наших песнях. Она нас слушала – и правильно делала. Результат был вы сами знаете какой.
Вы же Лайму Вайкуле с Паулсом чуть ли не в кабаре нашли…
Это известная история. Лаймочка действительно работала в кабаре, и мы туда часто ходили с детьми. Я с маленьким Максимом, Алла [Пугачева] с маленькой Кристиной, Раймонд – с маленькой Анетой. Там шло блестящее западное шоу на маленькой подсвеченной площадке, Вайкуле пела эстрадные песни на латышском языке. Очень часто она подходила ко мне после выступления и говорила: «Илья, я хочу на большую сцену». Раймонд к этому, надо сказать, относился довольно критически; считал, что ей там не место. Но я настоял, и в какой-то момент, когда Алла отказалась от песни «Еще не вечер», мы отдали ее Лайме. Потом был «Вернисаж». И все получилось.
То есть вы все-таки можете придумать, как сделать из девочки из кабаре большую звезду.
Знаете, я уже столько всего напридумывал, причем бесплатно, что живу теперь в съемном доме. А те, кому я пишу песни, – они живут в особняках.
Вы что – просто писали текст песни и отдавали исполнителю? Никаких контрактов не заключали?
Да, представьте себе! Такие композиторы, как Дробыш, Меладзе, Матвиенко, – у них есть свои продюсерские центры, они заключают договоры, и бесплатно они ничего не делают. Они получают дивиденды со своих певцов, а я ничего не получаю. У меня никогда не было продюсера, я просто не думал об этом. И поэтому все просто поют мои песни – и все. Когда-то Фрэнк Синатра выкупил у Пола Анки песню «My Way» за миллион долларов. А в нашей стране защиты авторского права просто не существует. Хорошо, что теперь всеми моими делами занимается жена Ирочка. И адвокаты.
Ходят слухи, что вы как-то феноменально быстро пишете тексты – чуть ли не за полчаса. Как у вас это получается?
Когда я слышу фразу «Ой, как вы быстро написали это стихотворение!» – я отвечаю: «Кому-то полчаса, а кому-то – вся жизнь!» Кто-то может месяц писать одно плохое стихотворение, а кто-то может, как Александр Сергеевич, за 15 минут создать шедевр. Я не знаю как. Я не могу вам объяснить, откуда приходят образы. Напойте мне мелодию какую-нибудь.
Та-ра-та-та-та-та-та…
Сейчас подумаю… Ну вот, например: «Мы шли с тобой по улице вдвоем». Да? Работает? Но я пока не знаю. Может быть, это песня про маленького трубача, который пошел на баррикады во время Французской революции? А может быть, про кошку? Главное – расшифровать основную фразу. А она поведет за собой образы.