Что об этом известно
Но прежде чем сделать выводы, следует остановиться на важном обстоятельстве. Напомню, что я прежде всего сам хочу понять значение результатов этого эксперимента. Я провел в Интернете поиск альтернатив моим выводам и нашел вот что.
При проведении наркоза анестезиологи могут ошибиться, и пациент в ходе операции может проснуться, т. е. к нему может возвратиться сознание. Российский национальный медико-хирургический центр имени Н.И. Пирогова описывает эту ситуацию в статье «Восстановление сознания во время наркоза» так:
«…Общая анестезия предполагает обязательное угнетение сознания пациента, который в этом случае в течение всей операции находится в состоянии медикаментозного сна, просыпается только после окончания оперативного вмешательства и не помнит ничего из того, что происходило с ним в этот период…К сожалению, до настоящего времени у каждого больного, оперируемого в условиях общей анестезии, существует риск проснуться во время операции, при этом такое пробуждение может оказаться не замеченным анестезиологом.
…В ноябре 2004 года в газете “Вашингтон Пост” было опубликовано интервью С. Вильямса, пациента одного из кардиохирургических стационаров США, в котором он поделился воспоминаниями об операции, выполненной два года назад. Вильямс неоднократно просыпался во время операции, слышал шум пилы, рассекающей грудину, рассуждения хирурга о плохом состоянии сердца и высокой вероятности смертельного исхода, чувствовал жгучую боль от разрядов дефибриллятора. “Самым худшим, – вспоминал С. Уильямс, – была моя беспомощность, отсутствие возможности сообщить врачам о том, что я не сплю”. Он не мог ничего сказать, так как в трахею была установлена интубационная трубка для обеспечения дыхания, он не мог пошевелить пальцами или открыть глаза, потому что ему были введены миорелаксанты – препараты, блокирующие мышечную активность. “Мне было очень тяжело”.
…Частота интранаркозного пробуждения составляет менее 1 %, однако она может быть значительно выше, достигая 10 % и более, при некоторых видах операций, например при экстренном кесаревом сечении, при оказании хирургической помощи пострадавшим с политравмой, а также в кардиохирургии. В результате каждый год только в США это осложнение развивается примерно у 20 ООО – 40 ООО больных хирургического профиля…У таких пациентов сохраняется тревожность, страх перед анестезией и операцией, ночные кошмары, длительные депрессии и другие психосоматические признаки синдрома посттравматического стресса, требующие специального лечения» (http:// totalanest.ucoz.ru/publ/1-1-0-3).
Поскольку мне делали операцию «в пожарном порядке», то, может быть, анестезиологи провели мне наркоз недостаточно надежно, и я просто ненадолго проснулся после клинической смерти? А то, что я не мог пошевелить руками и ногами, объясняется введением мне препаратов, «блокирующих мышечную активность»?
Действительно, в интранаркозных пробуждениях и возвращении сознания ко мне в момент клинической смерти похожего очень много. Очень много кроме моих личных ощущений (хотя все, что было, было моим ощущением) и оценки происходящего. Ведь я терял сознание с пониманием того, что со мною случилась какая-то крупная, опасная для жизни неприятность. И проснись я в результате интранаркозного пробуждения, мои ощущения должны были быть продолжением моего страха, предшествовавшего потере сознания. Меня бы волновало, спасают ли меня, умру я или нет. Я бы прежде всего волновался о состоянии моего тела – что с ним?
А я вообще тела не ощущал, а его состояние было мне безразлично, мне было безразлично, спасут меня или нет. Мое состояние было состоянием абсолютного спокойствия. Ни тогда, ни после я не испытывал «тревожность, страх перед анестезией и операцией, ночные кошмары, длительные депрессии и другие психосоматические признаки синдрома посттравматического стресса, требующие специального лечения». Уже по этой причине интранаркозное пробуждение можно исключить.
Кроме того, призывы ко мне «держаться» и обещания, что я буду жить, были уместны именно в момент клинической смерти, а не тогда, когда хирург и реаниматоры меня уже воскресили. Поэтому для меня факт возвращения моего сознания в момент клинической смерти является именно этим фактом, и я не могу трактовать его иначе.