Выбрать главу

Шура, Юрик и Женька ехали в автобусе. Шура болтала с Юриком и лучезарно улыбалась, улыбка у нее была — сила! А Юрик ее нарочно смешил. Он мог любого рассмешить. Иногда он не особенно старался. А уж когда разворачивался на полную катушку — был бесподобен.

Дома Юрик нажарил китового мяса. Оно такое невкусное. Ни рыба ни мясо, вернее, мясо, воняющее рыбой. К тому же жалко кита. Тогда на это не слишком обращали внимание, потом стали обращать, позже, когда за короткий срок на Земле не то что китов — мухоморов почти не осталось, забили тревогу…

— Первый раз ем кита! — сказала Шура. — Надо загадать желание. Чтоб у нас в семье, — говорит, — всегда было весело. И чтоб никто не болел.

Тут явился Юрин друг Золототрубов в просторном пальто и белом кашне, удивительно напоминавшем вафельное полотенце. Это элегантное кашне в сочетании с красной физиономией производило впечатление, будто Золототрубов только что из бани.

глава 5

«Романьола»

— Кита будешь?

— У меня аллергия на рыбу, — сказал Золототрубов. — Меня даже поцелуешь после рыбы — всего раздувает.

— Кит не рыба, а млекопитающее, — заметила Шура.

Золототрубов на нее и не взглянул. У него такой вкус — ему нравится все необычное. Театральный человек, работает осветителем в Театре Пушкина. Он таскал с собой Юрика на все репетиции одного спектакля — «Романьола».

Юрик устроится около прожекторов и разглядывает зал — режиссер за маленьким столом, лампа с козырьком, немного зрителей.

Мелодии из спектакля Юрик подобрал на своей гитаре и вечерами во дворе на скамейке пел по-итальянски: «Се риди примавэйро…»

В спектакле песни исполнялись на итальянском языке. Они с Золототрубовым запомнили их на слух, перевирали, но пение звучало внушительно. Юрик все мечтал спеть это настоящему итальянцу — проверить, поймет он или не поймет?..

— Сегодня наш спектакль, — сказал Золототрубов. — А Сергей уехал на гастроли.

— Какой Сергей? — спрашивает Юрик.

— Гитарист.

— Ну и что?

— Я поклялся, что приведу замену. Тебя.

— Меня?

— Только спокойно, — сказал Золототрубов. — Брякнул. Из-за него отменяли спектакль. А я вспомнил про тебя и брякнул. Сам не ожидал, что так ухватятся. А они: «Молодец! — кричат. — Не подведешь?!» Я: «Железно». Ты ведь играешь все это!

— Но как?! — кричит Юрик. — Трын-брын! Там же надо профессионально!..

— Подрепетируешь! — сказал Золототрубов, хотя репетировать было уже некогда. — Как говорит мой папаша: «Если ты грамоте разумеешь, пиши стихи, если ноты — пиши песни. Жить как человек — говорит мой папа, — значит постоянно творчески преобразовывать мир».

Женька была знакома с Золототрубовым-старшим. Всю жизнь работал он лаборантом, исследуя внутренность крыс-пасюков. Но душа его обитала в других сферах. Он сочинял музыку, которую могли слушать только несколько очень сильно любивших его людей, ну и что? Он фотографировал, писал книгу кулинарных рецептов, диссертацию о птицах, хотя никак не мог ее защитить, так как имел чудовищную дикцию и физически был не в состоянии сдать экзамен по английскому языку.

— Неугомонным обязан быть человек, — продолжал Золототрубов-младший. — Ведь и я плечом к плечу с папой исследовал пасюков. А сейчас? Театральный деятель, человек искусства!

— Вы так важничаете все, ребята, — сказала Шура.

— Это просто чтоб держаться достойно, — говорил Юрик. — Каждый нос задирает из последних сил.

— Поднатужишься, — подбадривал его Золототрубов.

— Что?! — Юрик, услышав это слово, прямо рухнул на диван.

А у Юрика была одна отличительная черта: ни у кого такой нет среди родственников. Лежит Юрик на диване, и все вокруг — полотенце, сумка, гитара, телефон, — все, что хоть как-то касается Юрика, дрожит в такт биению его сердца. Просто страх божий!

— Считаю до двенадцати, — сказал Золототрубов. — Если ты не встанешь…

— Считай. На двенадцатый раз я превращусь в пасюка.

— Юрик, — вдруг сказала Шура, — сыграй, а? Ну что тебе стоит? Я НИКОГДА В ЖИЗНИ не была в театре ВЕЧЕРОМ…

Что-то переменилось в ходе этой истории, когда она так сказала. Юрик и не думал соглашаться, атмосфера по-прежнему была накалена, но в глазах бывшего исследователя крыс, а ныне человека искусства тихо затеплилась надежда.

Юрик встал. Он скрылся в стенном шкафу и вышел оттуда в костюме «тройка» строгой расцветки колорадского жука.