Но когда доктор перешел к другим вопросам, на них у меня появились ответы.
— Вы когда-нибудь читали книгу «Убить пересмешника»?[1]
Мои пересохшие губы треснули, когда я улыбнулась. Все проще простого!
— Конечно, это книга о расовой несправедливости и о разных проявлениях мужества.
Доктор Уэстон одобрительно кивнул.
— Отлично. А вы знаете, какой сейчас год?
Мои брови изогнулись и приподнялись.
— Сейчас две тысячи четырнадцатый.
— А какой сейчас месяц, вы знаете?
Я замолчала, и улыбка сползла с его лица.
— Сейчас март. — Я облизала языком сухие губы и почувствовала, что начинаю нервничать. — Но не знаю, какое сегодня число и какой день.
— Сегодня двенадцатое марта, среда. А какой последний день вы помните?
Я заерзала на краешке кровати и ответила, но мой ответ прозвучал полувопросительно:
— Вторник?
Губы доктора Уэстона снова изогнулись в улыбке.
— Вы пропали гораздо раньше. Когда вас доставили сюда, ваш организм был сильно обезвожен. Давайте попробуем еще раз?
Я могла бы попробовать, но какой от этого прок?
— Не знаю, — ответила я.
Он задал мне еще несколько вопросов, но тут санитарка принесла еду, и я почувствовала, что ненавижу картофельное пюре. Таща за собой, как багажную тележку, штатив с капельницей, я стала пристально всматриваться в незнакомое лицо в зеркале ванной комнаты.
Этого лица я никогда прежде не видела.
Но это было мое лицо. Я наклонилась вперед, рассматривая свое отражение. Длинные, все в колтунах, медного цвета волосы. Слегка заостренный подбородок. Высокие скулы. А цвет глаз располагался в цветовом спектре где-то между коричневым и зеленым. Нос был маленьким — это открытие меня обрадовало, и я предположила, что могла бы сойти за хорошенькую, не будь этого пурпурного кровоподтека, протянувшегося через весь лоб и почти полностью закрывавшего мой правый глаз. Кожа на подбородке была содрана, и на этом месте красовалось огромное малиновое пятно.
Я попятилась от раковины, волоча за собой в свою крохотную палату надоевший штатив с капельницей. Из коридора послышались голоса, и я задержалась у двери.
— Вы хотите сказать, что она вообще ничего не помнит? — спросил высокий женский голос.
— У нее сложное сотрясение мозга, которое повлияло на ее память, — терпеливо и спокойно объяснял доктор Уэстон. — Потеря памяти, как я полагаю, является временной, но…
— Что «но», доктор? — прозвучал мужской голос.
Теперь разговор зазвучал словно из телевизора за закрытой дверью: звук его вы слышите, а изображения не видите.
«Мне действительно жаль, что вы тратите так много времени на эту девочку. От нее можно ждать только неприятностей, и мне не нравится, что вы уделяете ей столько внимания».
Это был его голос — голос человека за дверью, однако я не могла вспомнить, кто это, и никаких связанных с этим голосом ассоциаций.
— Потеря памяти может быть постоянной. Такие случаи трудно предсказать. В данный момент мы просто не знаем. — Доктор Уэстон откашлялся. — Хорошая новость — это то, что остальные ее травмы являются поверхностными. И, как показало дополнительное обследование, насилию она не подвергалась.
— О боже! — вскричала женщина. — Насилию? Подобно…
— Джоанна, доктор же сказал, что в этом плане с ней все в порядке. Ты должна успокоиться.
— Как я могу быть спокойна, Стивен, — оборвала она мужчину. — Ее искали четыре дня.
— Парни из нашего округа нашли ее рядом с государственным лесным заповедником «Майко», — сообщил доктор Уэстон и, немного помолчав, спросил: — Вы не знаете, почему она там оказалась?
— У нас там летний дом, но с сентября он закрыт. И мы это проверили. Верно, Стивен?
— Но сейчас с ней все в порядке, верно? — не отступался тот самый мужской голос. — Проблема только с ее памятью?
— Да, но это не просто случай амнезии, — ответил доктор.
Я попятилась от двери и залезла на кровать. Мое сердце снова гулко стучало. Кто эти люди и почему они здесь? Я натянула одеяло на плечи и принялась анализировать обрывки фраз и отдельные слова из сказанного доктором. Что-то о травмах, причиненных серьезным шоком, в сочетании с обезвоживанием организма и сотрясением мозга, — с медицинской точки зрения это настоящая буря, по причине которой мой мозг утратил связь с идентификацией моей личности. Слишком все это сложно.
— Я не понимаю, — донесся до меня голос женщины.
— Ну вот представьте: вы написали что-то на своем компьютере, сохранили этот файл, но не запомнили, где именно, — объяснял доктор. — Этот файл все еще в компьютере, и вам просто надо его найти. Девочка не утратила свои личные воспоминания. Они у нее в голове, но она не может добраться до них. И может вообще никогда их не найти.
Встревоженная, я откинулась на подушку. Куда же я поместила этот файл?
Вдруг дверь распахнулась, и я испугалась при виде женщины — этой силы, с которой нельзя не считаться, — ворвавшейся в мою палату. Ее волосы глубокого красновато-коричневого цвета были собраны в элегантный узел; такая прическа полностью открывала ее худое, но красивое лицо.
Сделав несколько шагов, она остановилась и уставилась на меня пронзительным взглядом.
— О, Саманта…
Я вздрогнула. Саманта? Это имя ничего мне не говорило. Я повернулась к доктору. Он ободряюще кивнул. Са-ман-та… Нет, по-прежнему никаких ассоциаций…
Женщина подошла ближе. Ее льняные брюки и белая блузка были идеально выглажены. Золотые браслеты звенели на тонких запястьях; она протянула руки, собираясь обнять меня. От нее пахло фрезией.
— Детка моя, — сказала она, гладя мои волосы и смотря мне в глаза. — Господи, как я счастлива, что с тобой все в порядке.
Я отстранилась от нее, вытянув руки по швам.
Повернув голову, женщина оглянулась. Этот незнакомый мужчина, который тоже находился в палате, был бледен и выглядел потрясенным. Его темные волосы были спутаны, а приятное лицо покрывала густая щетина. В отличие от женщины, он едва сдерживал свое отчаяние. Я смотрела на него, пока он не отвернулся, потирая дрожащей рукой щеку.
Доктор Уэстон подошел к кровати.
— Это Джоанна Франко, твоя мать. А это Стивен Франко, твой отец.
Какая-то неведомая тяжесть сдавила мне грудь.
— Так… меня зовут Саманта?
— Ну да, — ответила женщина. — Саманта Джо Франко.
Выходит, мое второе имя Джо? Серьезно? Мой взгляд метался между этими людьми. Я сделала глубокий вдох, но на выдох сил у меня уже не было.
Джоанна — моя мама, прикрыв рукой рот, смотрела на этого растрепанного мужчину, который, вероятно, был моим отцом. Потом ее взгляд остановился на мне.
— Ты действительно не узнаешь нас?
Я покачала головой.
— Нет. Я… Мне очень жаль.
В растерянности Джоанна попятилась от кровати, вопросительно глядя на доктора Уэстона.
— Как же она может не узнавать нас?
— Миссис Франко, не надо так спешить. — Повернувшись ко мне, он кивнул: — Ты держишься молодцом.
Но мне так не показалось.
Он снова повернулся к ним — моим родителям.
— Мы хотим еще день подержать ее в больнице под наблюдением. Все, что ей необходимо сейчас, так это хороший отдых и полный покой.
Я снова взглянула на мужчину. Он тоже смотрел на меня и выглядел при этом ошеломленным. Папа. Отец. И в то же время совершенно чужой мне человек.
— Вы действительно думаете, что она может утратить память навсегда? — спросил он, с силой потирая подбородок.
— Пока еще слишком рано делать какие-либо прогнозы, — ответил доктор Уэстон. — Но она молода и к тому же здорова, так что шансы у нее большие. — Он направился к выходу из палаты, но дойдя до двери, остановился. — Помните, ей нужен отдых и никаких волнений.
1