Наставник и не возражал. Только предложил добраться до ближайшего приграничного городка – согреться, отъесться и нанять проводника, чтобы не вторгнуться ненароком на территорию зимних стойбищ кочевников. Они такого не любят.
Весна началась внезапно, и как-то вдруг разом снег ушел. Насовсем. Солнце целый день жарило с небосвода, потрескивая обломками скалящихся с холмов разрушенных временем камней, немедленно поросших молодой травой. Кое-где холмы осыпались щебнем, но осыпь тут же атаковала юная полынь. Откуда-то взялась тьма ручьев и речушек, деловито перетаскивающих в облаке мути булыжники и валуны. В низинах раскинулись пестрым дастарханом дикие тюльпаны и маки, а в тесные голенища сапог каким-то чудом набивались причудливые бутоны сараны.
Равнина не была столь уж ровна: мохнатые кочки, покрытые пучками ковыля и змеёвки – остатки неравномерно вымытой ручьями почвы, – затрудняли продвижение. Проводник на мохнатом коньке ужом вился поодаль. Да, мы обзавелись необходимым сопровождением, наняв в специальной конторе уроженца кайджунских степей. Наши лошадки отставали, не были привычны к передвижению по такому покрову, как, впрочем, и мы с Сию. Он снова предпочел упаковаться в заплечный мешок, – только голова торчала наружу.
Когда проводник представился при знакомстве, Учитель Доо переспросил с подозрением:
– Точно Энебиш?
– В детстве болел, – смутился молодой, но уже потрепанный жизнью мужичонка, подбирая поводья.
– Что это означает? – тихо спросил я у наставника позже, когда мы уже ехали следом за сидящим кулем в седле степняком. Странная посадка… но, наверное, ему так удобнее.
– Его имя переводится как «Не этот». Нетипично для обитателей здешних мест, ведь они уверены, что имя определяет судьбу. Сына можно назвать так пренебрежительно лишь в исключительном случае, отгоняя злых духов, чтобы те не позарились на младенца.
Наш проводник был самым обычным варваром: смуглым, плосколицым, остроглазым. Язык империи знал неплохо, изъяснялся бегло, хотя и не всегда понятно. Во время отдыха он садился у костра на корточки, опираясь о землю только носками сапог. Поначалу мне показалась нелепой его громоздкая обувь, но потом вполне оценил ее практичность – прочные негнущиеся голенища становились удобным сиденьем, а острые загнутые носки можно было использовать в качестве шпор. Я в своих сапогах для верховой езды мог присесть лишь на камень или кочку, а шпоры вечно цепляли плотный войлок травы. Ел он шумно, громко чавкая и вылавливая немытыми пальцами вкусные кусочки – пришлось закрепить за ним отдельную чашку, чтобы не пускать к общему котелку. На ночь укутывался в мохнатую шкуру и спал прямо так, на земле. Я старался расстилать свою подстилку с наветренной стороны: уж больно эта шкура воняла. Но в целом Энебиш казался простым, веселым и разговорчивым человеком, не обремененным интеллектом. Больше всего он боялся грозы и был буквально помешан на драконах.
– Я сам видел, вот как тебя вижу, – трещал он, как всегда, на привале, проглатывая половину согласных звуков, отчего некоторые слова звучали странно. – В колодце спит. У стойбища колодец, там он спит. Пестрый такой, цветной. Ничего-ничего, уже степь проснулась. Проснется и он. Но тс-с-с, молчок, – он приложил грязный палец к губам и хитро прищурил и без того узкие глаза.
– Почему?
– Шусы придут, отберут. – Это он нас, имперцев, так называет? – Они драконов забирают. Набегут, засыплют колодец жгучей травой, дракон заплачет и вылезет наружу, а тут они его – хвать! И к себе увезут. Во дворец повезут. Знаешь дворец? Он как юрта у нашего вождя-беки, только большой. И дракона делают главным каганом. Они всегда так… – Энебиш мечтательно сощурился. – Потом женщин капризных к нему приводят, вином хмельным голову туманят… ай-я! забывает дракон про небо в степи.
– А вам зачем драконы?
– Как зачем? Глупый ты совсем. Они делают дождь. Драконы красивые, толстые… только ленивые, – он поцокал языком. – Ой-ё, какие ленивые. Если драконов много, тогда гремит редко, потому что ленятся все. Каждый надеется на другого. Если драконов мало, то гремит часто. Думают – на кого надеяться? И кричат сами. Но сейчас нет драконов совсем. Уж который год живем без драконов. Всех шусы к себе увезли. Никто не кричит. Нет дождей, плохая трава.
– А раньше…
– Раньше драконов было ой-ё, много! – проводник восхищенно покрутил головой. – Они паслись с кобылицами.