Чтобы догнать завернувшуюся в шелковый палантин фигуру, пришлось почти бежать. Тепло на улице, ласковое лето нежно греет в ладонях столицу, а Ло Лита зябко кутается в плотную ткань. Плечи чуть вздрагивают, но глаза сухи и безжизненны.
– Прости, зайчик мой, – голос надтреснут, как протекающая чаша. – Все так изменилось… Тебе не нужно общаться со мной, не порти себе репутацию.
– Что случилось, госпожа? – спросил подчеркнуто уважительно. – Могу ли чем-то помочь?
– Нет, милый, – она грустно улыбнулась и смяла в кулачке край палантина. – Я сама виновата в своем падении. Не устояла. Ты же должен понимать: «Падающего»…
– «Подтолкни», да, я слышал такое. Но даже не мог предположить, что столпы морали из квартала Ворон будут действовать подобным образом.
– Какой ты еще юный и неиспорченный, – прохладная ладонь на миг прижалась к моей щеке. – Именно столпы морали с удовольствием втаптывают в грязь тех, кто не удержался на высоте. Не ты – так тебя. Берегись моралистов, Аль-Тарук, в глубине души они абсолютно аморальны.
– Но что случилось?
– Случился алхимик Мунх, – она сжалась, как от удара хлыста. – Он всегда казался мне противным, как таракан. Но где-то с год назад старикан подсел за наш столик, читал свои дурацкие стишки, говорил плоские комплименты… Сначала я хотела уйти, но было неловко перед друзьями, а потом не знаю, что нашло на меня. Это было какое-то наваждение. От него пахло зверем – сильным, могучим, свободным. В тот вечер он казался самым мужественным и особенным… будто созданным для меня. Проводил до дома, и я сама не поняла, как мы оказались в постели, – голос прервался, но Ло Лита нашла силы продолжить. – А на следующий день весь квартал знал, как и с кем я провела ночь.
Она не поверила себе, когда увидела в глазах старых друзей презрение и похоть. Через неделю к ней ночью вломился Иизакки и принудил к взаимности. А потом… если позволено одному из компании, значит, позволено и остальным. И теперь «старые добрые друзья», они же «уважаемые жители» и «моральные столпы», по очереди пользуют тело вдовушки, не особенно-то скрываясь перед соседями.
– Вам нужно уехать отсюда, – мне было жаль признанную красотку квартала, но, должен признать, она заслужила такую участь. Алхимик Мунх! Нашла на кого польститься!
– Не могу. Это мой единственный дом. И муж похоронен здесь, кто будет ухаживать за его могилой?
– Дом можно продать, перебраться в другой город и продолжить честную жизнь. Неужели Ваш муж был бы против?
– Я ничего не смыслю в делах, Аль-Тарук, – она тяжело вздохнула. – Двадцать лет уже живу здесь, куда я пойду? Да и слухи… слухи обгоняют ветер. Моя жизнь испорчена безнадежно. Спасибо за сочувствие, – мы почти дошли до ее дома, не замечая пути. – Прощай.
Я уважительно поклонился, игнорируя смешки зевак, с любопытством разглядывающих нашу парочку.
– Да ты не ручку потаскухе гладь! – из приоткрытого окна высунулась жена гончара Иизакки. – Что, шалава, нового клиента притащила? И где отыскала…
Ло Лита молча кивнула и пошла по мосткам, ведущим к воротам ее домика. Спина словно надломилась, голова поникла: цветок на обочине, растоптанный копытами скакунов Судьбы.
Неделя, которую сам же себе отвел на погружение в проблему, стремительно подходила к концу. Я вернулся на улицы квартала Ворон, ловить обрывки разговоров и слухов. Каждый день обедал в кабачке Умина, мило беседовал со старыми посетителями, иногда заходившими на огонек, обменивался приветствиями с новыми. Кабатчик снабдил меня полным комплектом сплетен о бурной личной жизни алхимика Мунха. После победы над Ло Литой он, судя по всему, от теоретических изысканий в области любовной лирики перешел к широкой практике. То одна почтенная горожанка, то другая пополняла список его постельных завоеваний. Да и я сам не раз лицезрел старикана, кружащего коршуном в тесноте переулков и провожающего хозяйским взглядом редких одиноких женщин, словно прицениваясь. Видел, но не придавал значения странным маневрам. Его метаморфоза почему-то напомнила феерическое преображение Бубнежника Бу, внезапно превратившегося из нудного ничтожества в успешного ловеласа. А не из одного ли источника черпали чудодейственные чары оба квартальных покорителя женских сердец?
Ло Лита упоминала о запахе, который свел ее с ума. Упоминала ли о каком-то особом запахе, издаваемом Бубнежником, служанка… как ее? Забыл. Надо будет поднять запись разговора, которую сделал по горячим следам. Запах… Учитель Доо как-то рассказывал о том, что запах – единственное, что может противостоять разуму и логике. Он может внушить приязнь или отвращение, и даже внешность человека, его манеры, интеллект не исправят и не испортят впечатление, даруемое обонянием. Когда мы с воняющим псиной Энебишем, предателем-проводником, хлебали кулеш из одного котла, даже ядреный аромат его тела через пару дней совместного пути перестал есть глаза и стал вполне сносным. Чужак определяется чуждым запахом. Соратник – кто делит с тобой один котелок – соответственно, обладает приятным запахом, похожим на твой собственный. «От него пахло зверем – сильным, могучим, свободным», – так, кажется, сказала Ло Лита. Я читал, что звери в брачный период завлекают партнеров специфическим запахом, выделяемым особыми железами. Сестры шушукались о каких-то редких духах из Зебанавара, настоянных на чем-то подобном: они волнующе будоражили чувства и привлекали внимание поклонников. Мунх – алхимик. Может быть, он смог изобрести какой-то эликсир, воздействующий на нюх, в результате которого с женщин слетают одежды и моральные запреты? Очень похоже на то. Но возможности проверить верность умозаключений я не имел, поэтому просто положил их в копилку странностей, не имеющих разгадки.