Едва касаясь губами моих плеч, он опускался поцелуями по моей груди и животу, оставляя незаметные и неощутимые следы пепла там, где я загорелся. Даже сейчас я чувствовал, что мы продолжаем эту бесконечную борьбу, которая стала фундаментом наших отношений; даже сейчас я знал, что мы боремся друг с другом: он пытается заставить меня сдаться, попросить его, а я не поддаюсь.
И я чувствовал себя так, словно тонул в нем.
- Покажи мне, - вдруг попросил я, не узнавая свой голос, - когда у тебя было два крыла.
Он не ответил. Прижавшись лбом к моему животу, он выдохнул, и его крыло чуть дрогнуло. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы увидеть это; я почувствовал эту дрожь так, словно она перекинулась на мое тело.
И я протянул руку, осторожно касаясь мягких перьев.
Я увидел его жизнь вспышками, мелькающими картинками, как возвращались ко мне мои воспоминания. Я увидел его глазами отражение в большом овальном зеркале: зачесанные назад черные волосы, бездонные горящие глаза, полуобнаженное тело. Я скользил взглядом по линии его шеи и плеч, словно нарисованным тонкой рукой художника, по груди и животу до черной шелковой простыни, обернутой вокруг его бедер. Он стоял так минуту или две, рассматривая свое отражение, а потом чуть встряхнул головой и за его спиной раскрылись крылья. Огромные, черные, безумно прекрасные; на мгновение они поднялись над его головой, словно он мог взлететь, а потом мягко опустились. Свет огня скользнул по их перьям, перекинулся на его белую кожу, поцеловал рисунок веснушек и коснулся пухлых губ.
Я выдохнул и сквозь воспоминание почувствовал, как он взял в рот головку моего члена и обхватил его рукой, и я отдернул руку от его крыла. Воспоминание оборвалось, исчезло, растворилось где-то в моей голове, затуманив все мои мысли; я положил руку на его затылок, запуская пальцы в его шелковые волосы. Он дразнил меня, заставлял метаться по кровати, извиваться под ним и кусать губы до боли, чтобы продолжать молчать. Он проводил языком по всей его длине, вбирал в рот, чуть посасывал головку и ни разу не отдернулся, когда я сжимал его волосы пальцами, не позволяя отстраниться.
Мне показалось, что одеяло и простыни подо мной плавятся и я утекаю сквозь них, сквозь расплавленную землю, сквозь его горячие руки. Он сжимал мои бедра, чуть впиваясь когтями в мою кожу, и иногда мне казалось, что этой легкой болью он напоминает мне о том, чтобы я дышал, когда я затаивал дыхание.
Он так и не добился от меня ни звука. Я излился в его рот с шумным выдохом, закусив нижнюю губу и прикрыл глаза. Пальцы, которые я сжимал в кулак, затекли и ногти впились в ладони; я помассировал их пальцами другой руки, открыл глаза и посмотрел на него.
Взъерошенные моей рукой волосы, горящие глаза, влажные от слюны губы… такой дикий зверь, неукрощенный, безумный, хищный, опасный… и притягательный.
Всплыли вдруг в голове слова принца, сказанные едва слышно, лукаво и игриво, словно по секрету: «ты знаешь эту жажду власти над ним. Желание его контролировать. Поставить его на колени…».
Теперь я знал. Теперь я чувствовал.
Не отрывая от меня взгляд, Адам выпрямился и провел пальцами по моим бедрам до коленей и поднял мои ноги, забрасывая их себе на плечи. На несколько мгновений он застыл, всматриваясь в мое лицо, и я не знаю, что он увидел в нем, в моих глазах, но это что-то заставило его чуть слышно усмехнуться. Пухлые губы на мгновение растянулись в легкой улыбке, а потом он начал медленно вводить в меня палец, и я вцепился пальцами в одеяло.
Тело напряглось против воли; я тяжело дышал сквозь сжатые зубы, пытаясь расслабиться, но ощущал себя натянутой струной. Мне понадобилась минута или две, чтобы потихоньку, клеточка за клеточкой, оттаять и позволить ему, отвлекая меня от легкой боли, ввести еще один палец. И только когда я расслабился и неосознанно подался бедрами к нему, он вытащил пальцы и начал входить в меня.
И я не выдержал. Когда он вошел, я издал тихий стон, идущий из грудной клетки, словно снялись все мои внутренние запреты. Я застонал и тут же позвал его по имени, и мне показалось, что я могу ощущать его улыбку каждой клеточкой своего тела.
Он входил медленно, давая мне привыкнуть, а моему телу - расслабиться. Сквозь ритмичные удары пульса в висках я слышал его сбивчивое дыхание; он дышал громче и чаще, рвано выдыхая и толкаясь, и в какой-то момент мы начали дышать в одном ритме, словно неосознанно подстраиваясь друг под друга.
А потом он чуть ускорился. Я видел, как он запрокидывает голову и свет падает на его белую кожу; как он зажмуривается и кусает губы; как пряди волос прилипают к его влажному от пота лбу. Я видел его неистовым, диким, близким и открытым; я знал, что могу подать ему любой сигнал - и он почувствует его буквально кожей, вибрацией в воздухе, энергией мысли. Я знал, что сейчас мы близки так, как никогда не были, и даже если после церемонии не произошло ничего необычного, то все уже безвозвратно изменилось.
И я позвал его по имени снова - едва слышно, тихо, и его имя оборвалось моим стоном, утонуло в нем, вырвалось из моей груди и оставило в ней сладкую дрожь, привкус необходимости ощущать его рядом.
Я позвал его, предчувствуя свое растворение в этих разрывающих на части чувствах; я позвал его - и не осталось ничего, кроме этого имени. Оно бездной разверзлось в моем теле, огнем поднялось по позвоночнику и ударило в голову, и я почувствовал, как утекаю в эту пропасть, в темноту, в сладкую негу.
Он толкнулся еще несколько раз и обхватил мой член рукой, чтобы мы кончили одновременно, и волна, напоминавшая обращение в демона, прошла через все мое тело, когда каждую его клеточку свело от напряжения. Я услышал его стон - низкий, глубокий, пробирающий до костей своей чувственностью, и он излился в меня.
Я лежал на спине и видел расплывающиеся перед моими глазами тени; хотелось отбросить волосы со лба, принять душ и смыть с себя сперму, но не было сил даже дышать, а о том, чтобы двигаться, не было и речи.
Он снял мои ноги со своих плеч, подобрался ко мне и осторожно лег рядом, положив голову на мою грудь и обхватив меня рукой, и я рассеянно погладил его по волосам.
- Томми… - чуть слышно прошептал он, восстанавливая дыхание. - Томми… мой муж… мой ангел…
Захотелось улыбнуться. Казалось, что эхо его нежного голоса звучит в моей грудной клетке и наполняет ее теплом.
- Сделай кое-что для меня, - тихо попросил я, поглаживая его по щеке.
Он выдохнул и закрыл глаза, и тень от его ресниц упала на белую кожу. Я смотрел на него из-под тяжелых век и чувствовал, как меня топит любовью.
- Все, - прошептал он, - что ты захочешь, дорогой.
И, повернув голову, он слабо поцеловал меня в основание шеи.
Комментарий к Глава XCVII.
Чуть не забыла :d Глава посвящается Naked Love, которая и вытребовала у меня церемонию и брачную ночь ;))
========== Глава XCVIII. ==========
Когда я проснулся, за окном уже светало. С постели через тонкую прозрачную занавеску я видел кусочек сапфирово-синего неба и россыпь бледных, едва заметных звезд. Внутренние часы подсказывали, что сейчас половина пятого, но я, как часто это делал, словно они могли мне соврать, потянулся за телефоном.
Спать больше не хотелось. Я перевернулся на спину, потянулся и скинул с себя давящую тяжесть плотного одеяла, ощущая, как кожа покрывается мурашками от гуляющего по дому сквозняка. Прислушиваясь к тишине в доме, я заложил руки за голову и несколько минут лежал. Было так спокойно, словно весь мир просто выключили, и я был единственным, кто двигался в этом сонном королевстве.
Со странным чувством дежавю, я поднялся с кровати и вытащил из шкафа плед. Все это настолько напоминало мне одно утро из прошлого, что казалось - сейчас я обернусь и увижу безмятежно спящего Пола.
Но я был один.
И, накинув на плечи плед, я босиком вышел из комнаты.
Бади, спавший в коридоре у двери в мою комнату, поднял голову и лениво вильнул хвостом, приветствуя меня. С момента моего приезда домой он ни разу на меня не залаял и не отходил от меня ни на шаг, время от времени тыкаясь мордой в мое бедро, чтобы я его погладил. Не знаю, что изменилось и почему, но больше он не считал меня чужаком, словно не ощущал во мне опасности. Мне хотелось верить, что теперь оборвалась моя полоса неудач, которая, словно кровавый след, тянулась за мной, нависая над всеми, кто мне дорог.