– А вот ему не видно! – я с досадой цапнула печенье, но только повертела в пальцах, ведь кусок в горло не лез. – Тест ДНК ему подавай! Я, между прочим, алиментов от него не требовала! А ему проверки понадобились, видите ли.
Я зло откусила печенье.
– Что?! – глаза Рады округлились. – Да за такое… наслать бы на него…
Пока она перебирала варианты от поноса до мужских болячек, я обреченно махнула рукой. «Цветок» в чайнике как раз раскрылся до конца, и передо мной оказалась огромная чашка чая.
– Да и не нужен он мне, – я сделала горьковатый глоток, поморщившись. – Пусть и дальше занимается своей карьерой, мне плевать! Семь лет без него жила – и нормально!
Я закрыла глаза, чтобы спрятать предательский блеск в глазах. Ведь навернулись жгучие противные слезы.
– Себе-то хоть не ври, – строго сказала Рада.
Она села напротив и потянулась через стол. Я почувствовала тепло ее ладони и легкий холодок от колец-амулетов.
– Он все равно исчезнет, – мои пальцы сами собой сжались. – Наиграется и сбежит.
– А вот сейчас узнаем, – Рада решительно встала из-за стола. – Пойдем.
Она отвела меня в соседнюю комнату. Туда, где обычно принимала «страждущих», которые приходили за гаданиями и приворотами. Здесь на стенах висели загадочные картины и дешевые ловцы снов. На полках стояли всякие статуэтки, а на столе медленно курились черные свечи. От них пахло какими-то благовониями, от которых тянуло чихнуть. Я потерла нос, скептично морщась.
– Садись, – Рада показала на одно из кресел.
Я послушно в нем утонула, разглядывая денежную жабу с монеткой в зубах. В красных глазах отражались огоньки свечей.
Рада тем временем вернулась от полок с колодой в руках. С первого взгляда стало понятно, что не в «Дурака» решила перекинуться: карты раза в два больше игральных. Я и раньше замечала у нее таро, но особо не присматривалась.
Рада села напротив, тасуя колоду. Пальцы с амулетами двигались ловко, будто всю жизнь только этим и занимались. Развернуть часть карт, приложить, перетасовать, разделить, перемешать, снова… Наконец Рада кивнула своим мыслям и начала выкладывать таро на стол.
К ее промыслу я относилась наполовину скептично, но сейчас подалась вперед. Яркие и замысловатые картинки цепляли взгляд. Богато украшенные кубки, сверкающие мечи, таинственные символы, люди в мантиях… Я нахмурилась, поднимая взгляд на Раду в ожидании объяснений.
– И что говорят тебе карты? – поинтересовалась я, скорее, чтобы отвлечься от собственных мыслей.
– То же, что скажу тебе и я, – фыркнула она. – Ты слишком идешь на поводу у своих страхов.
Я посмотрела на карты, потом на Раду. Скептичное фырканье вырвалось само собой.
– Прямо так и сказали, ага. А как насчет червового короля и любви до гроба? – я откинулась на спинку кресла, скрещивая руки на груди.
– Это таро, девочка, – усмехнулась Рада. – Это по-другому работает. Смотрит не только в будущее, а вот сюда!
Она ткнула в меня пальцем. Куда-то в район сердца. А потом Рада показала на одну из карт. Я нахмурилась, разглядывая украшенные жезлы на ней.
– Прошлое слишком влияет на тебя. Ты живешь старыми обидами. Ищешь, где бороться и сражаться, только битва уже закончилась, – Рада все больше воодушевлялась и расходилась. – Тебе осталось только расслабиться и принять то, что принесла тебе судьба! Ты в состоянии с этим справиться…
– И без всяких мужиков, – буркнула я тихонько.
У нее стал такой вид, будто вот-вот отвесит подзатыльник.
– Пора отпустить старые травмы и жить дальше! – прищурилась Рада. – А ты обожглась на молоке и дуешь на воду!
– Хватит-хватит! – замахала я руками. – Пробовала уже. Вот так хватило!
Я полоснула ладонью над головой, показывая, что сыта всем этим по горло. Ведь когда близняшки только родились, во мне еще жило желание устроить личную жизнь. Трепыхалось, точнее. Но парни бежали, как от огня, узнав о двойном «бонусе». Все кроме Виктора.
Мы познакомились на интервью. Художник, родившийся в нашем захолустье. Когда его мать погибла в автокатастрофе, он вместе с отцом уехал в Санкт-Петербург. Там и отучился, и прославился, как «талантливый сюрреалист с уникальным видением мира и человеческой души». Так я написала о Викторе, когда он решил вернуться в родной город, чтобы творить подальше от суеты мегаполиса. И не призналась в своей статье, что при взгляде на полотна меня взяла зябкая жуть.